И солнце взойдет. Возрождение
Колин Энгтан и Энтони К. Ланг.
Одни и те же буквы. Простейшая анаграмма. Рене давно следовало догадаться, что Колин, мать его, Энгтан все эти месяцы притворялся Энтони К. Лангом. Или же Энтони К. Ланг сейчас корчил из себя Энгтана? К чёрту. Она не знала. Она вообще не понимала, что происходит и почему. Но в следующий миг грубо сбросила по‑прежнему нежно обнимавшую руку и зашагала прочь из кабинета.
Хотелось сбежать. Хотя бы на время прекратить существование, потому что нахлынувшие стыд и обиду не осталось сил выносить. Рене чувствовала, как горят щёки, напоминая сейчас огни рождественской гирлянды. За спиной хлопнула дверь, и раздались торопливые шаги.
– Подожди!
Рене не могла разобрать, чего в голосе Энтони больше: приказа, досады или хорошо спрятанного страха. Ланг был напуган, но в собственном гневе она никак не могла понять отчего. И это злило ещё больше. Господи, ну насколько же восхитительный обман! А ведь давно стоило догадаться, достаточно лишь подумать и сопоставить столь очевидные факты. Впрочем, такими они выглядели лишь сейчас.
– Отвали! – отмахнулась Рене, когда её попытались схватить за руку.
– Да послушай меня… – начал Тони, но в этот момент она резко остановилась и обернулась.
– Ты знал? Знал, почему я здесь оказалась?
– Догадывался, – весьма лаконично признался Энтони, но Рене не оценила подобной честности. Уже нет. Коротко рассмеявшись, она покачала головой.
– И ничего не сказал. Ничего! Меня выставили дурой, использовали…
– Как и меня, не находишь? – с внезапным раздражением перебил Тони. Или теперь называть его Колин? – Но я предупреждал! Прямо говорил, что тебе здесь не место. На мой взгляд, это был взаимовыгодный обмен.
– Взаимовыгодный?! Обмен предполагает, что ты дашь мне хоть что‑нибудь! Любую крошку! Но ведь ничего не дал, Тони… Колин. Господи! Одно враньё! На протяжении трёх месяцев ты каждый день обманывал меня, а сейчас вообще выставил полной дурой. И хочешь, чтобы я тебя слушала? Благодарю, но лжи мне теперь хватит надолго. Боюсь, как бы не стошнило от такого переедания!
– Я не обманывал тебя, – упрямо процедил Тони.
– Нет? – Она шагнула к нему и задрала голову, чтобы, прищурившись, посмотреть в глаза. – Я так не думаю, мистер Энгтан.
На фамилии чужого человека язык абсурдно споткнулся, но отныне это её новый мир.
– Это всего лишь глупое имя. Оно ничего не меняет! И ничего не значит…
– Оно значит честность перед собой и другими, – отрезала Рене. – Ты ведь поэтому меня ненавидел, да? А вовсе не из‑за того, что какая‑то недоучка свалилась тебе на голову. Просто я стала напоминанием твоей упрямой обиды на профессора!
– Нет.
– Опять врёшь!
– Хорошо, – не выдержал Энтони. – Да, ты стала напоминанием! Только не обиды, а факта, что Хэмилтон трусливое дерьмо. Ведь гораздо проще вычеркнуть из жизни одну сломанную игрушку и заменить её новой, чем постоянно любоваться на результат своих ошибок! Не спорю, я виноват, что срывался на тебе. Но твоё слепое обожание этого человека бесит. Ты возносишь его едва ли не до небес, хотя даже не знаешь, что произошло!
Замолчав, он в бешенстве пнул торчавший из‑под очередной ёлки муляж подарка, а Рене отступила и покачала головой. Боже! Это так смешно и одновременно жестоко по отношению к ним обоим, но Энтони не понимал, насколько ошибался. Да и с чего бы? Похоже, он настолько захлебнулся собственной желчью, что уже не откачать. Рене медленно выдохнула и обняла себя за плечи. Её снова била зябкая дрожь.
– Я знаю, – произнесла она, и Энтони порывисто оглянулся. Он настороженно посмотрел ей в глаза, а потом попробовал приблизиться, но Рене немедленно отступила. – Я знаю, что произошло, и мне жаль. Наверное, это забавно, быть может, каплю наивно, но я так много всего хотела рассказать Колину Энгтану, стольким с ним поделиться. Мечтала найти его, объяснить и попытаться понять самой. Только вот я с ним, увы, незнакома.
– Рене…
Она отрицательно покачала головой на промелькнувшую в голосе Энтони осторожную просьбу. Хватит.
– Прости, но с Энтони Лангом мне говорить не о чем.
Рене потёрла лицо и резко застегнула куртку, прищемив кожу на подбородке. Чёрт. Этот год заканчивался удивительно плохо, и даже со своим всегда неизменным оптимизмом она не находила ни одной причины для радости. Осталась только усталость, чей яд расползался по телу и раковой клеткой пожирал организм изнутри. Вместо Рене в любимый Квебек возвращалась пустая, вялая оболочка.
Наконец за тёмным запотевшим окном замелькали знакомые яркие домики, полоски гирлянд и лента фонарей автострады, которая вновь шла вдоль путей. Наверное, где‑то там сейчас ехал Энтони. А может, он уже давно расположился в гостинице, если сумел найти свободный номер в самом рождественском месте Канады. Рене понятия не имела. Да, в общем, и не желала знать. Сбежав после совершенно постыдного разговора, она до самого отъезда пряталась в отделении Роузи. Там не было болтливых пациентов, любопытных взглядов или раздражающих шепотков за спиной, только тишина и уютное сопение.
Поезд тряхнуло в последний раз, и он замер. На улице давно стемнело, а потому, когда Рене выбралась из вагона, то невольно зажмурилась от ярких огней украшенной к празднику платформы. Отовсюду слышались радостные голоса, кто‑то смеялся, а в спину уже толкали новые пассажиры, которые стремились поскорее попасть на свежий воздух. Рене потуже замотала на шее колючий шарф, сунула руки в карманы и уверенно зашагала в сторону кирпичного здания вокзала. Она как раз разглядывала шпили его полукруглых башенок, когда кто‑то схватил её под локоть и уверенно засеменил рядом.
– Поговаривают, в этом году рождественский рынок на площади особенно хорош. – Нос Энн был очаровательного розового цвета. – Ледяные скульптуры с подсветкой, горячий глинтвейн. Страждущих посмотреть на настоящее Рождество, конечно, приехало слишком много, но нам будет чем заняться даже в толкучке. Уверена, Монреаль и вполовину не так хорош. Видела тут по новостям вашу главную ёлку – космический ужас!
– Привет. – Рене улыбнулась подруге. – Я думала, ты на работе.
Энн знакомо фыркнула и бросила укоризненный взгляд на попытавшегося влезть в разговор слегка пьяного юношу. Тот состроил обиженную гримасу, но спорить с лучшей операционной сестрой рисковали немногие.
– Поменялась сменами ради тебя. Так что сегодня гуляем! – Энн наконец повернулась и тут же резко остановилась. Невольный вздох вырвался облачком лёгкого пара, а Рене отвела глаза. – Святой Иоанн… Дьявол! Во имя доктора Стрэнджа! Что они с тобой сделали?
Подруга подняла руку, чтобы коснуться шрама, но тактично одёрнула себя и покачала головой. Значит, всё и правда дерьмово. Рене стиснула зубы и повела плечами. Хорошо ещё, губы успели зажить, а то своим жутким видом распугала бы всех туристов на Пти‑Шамплейн.
