Игра по-крупному
Девушка щурилась от яркого света и махала рукой.
– Разворачивайся! – Мохов с неожиданной силой навалился на Фирсова, пытаясь ухватиться за руль. – Налево!,.
Фирсов локтем оттолкнул от себя Славика, чувствуя, как машину неумолимо уводит вправо, к обочине, и нажал на тормоза. Он видел, как боднул головой лобовое стекло Славик и отлетела на газон девушка, вскользь задетая дверцей.
Фирсов выскочил из машины и в два прыжка оказался около девушки. Она лежала ничком и слабо постанывала. На траве чернела ее сумочка с оторванной ручкой. Фирсов опустился на колени и попытался чуть приподнять девушку. "Больно!.. – тяжело выдохнула она. – Больно…" Фирсов растерянно оглянулся. Невдалеке, по проспекту Славы, неслись машины, пульсировал желтый фонарь светофора.
– Славик, "скорую"! – прокричал Фирсов.
– Мать твою так!.. – Мохов хлопнул дверцей и, спотыкаясь, побежал к своему дому. – Не трогай ее!..
Фирсов выскочил на середину улицы и поднял руку – от перекрестка, набирая скорость, шел "Москвич". И фары его почему‑то светили рыжим светом…
Потом была ночь в милиции – короткий допрос, экспертиза, снова допрос: "Где хозяин машины? Дома никого нет, мы звонили и посылали. Может, вы ее угнали?" – и Славик, который появился лишь к полудню – свеженький, чистый, надушенный, сказал, что да, Фирсов подвозил его, потому что накануне он, Мохов, выпил несколько рюмок коньяка и, естественно, за руль сесть не мог, но как произошел наезд на пешехода, он не знает, потому что дремал на заднем сиденье.
– А почему вы скрылись с места происшествия? – спросил капитан.
– Я побежал вызывать "скорую помощь" из автомата около своего дома, – стал объяснять Славик, – долго было занято, тогда я поднялся к себе в квартиру и стал звонить оттуда. Вызвал наконец и хотел спуститься вниз, но жена сказала, что одного меня не отпустит, так как от меня пахнет спиртным и могут забрать в милицию. Она стала собираться вместе со мною. Когда мы вышли, там уже никого не было. Какой‑то мужчина с собачкой сказал нам, что девушку увезла "скорая" и она жива‑здорова, только сильно прихрамывала, когда садилась в машину. Мы вернулись домой…
– А почему телефон не отвечал и дверь не открывали?
– Дело в том, что в квартире оставалась спать дочка, и мы перед уходом отключили телефон и звонок, а когда вернулись, то забыли включить… – Сколько вы выпили накануне?
– Две‑три рюмки коньяка, точно не помню. Я вообще мало пью.
– Не помните, сколько выпили, но помните, что сидели на заднем сиденье?
– Да, это я точно помню. Там лежал мой портфель с документами, и я сел поближе к нему. Могу я, кстати, получить его?..
Мохова отпустили, взяв подписку о невыезде, и Фирсов видел в окно, как он садится в черную "Волгу" Мохова‑старшего – журналиста и публициста.
– Как бы то ни было, отвечать придется вам, – сказал следователь Фирсову. – Вы сидели за рулем автомобиля…
– И что теперь будет?
– Многое зависит от тяжести увечий, полученных пострадавшей Еникеевой. Арестовывать я вас не собираюсь, подождем, что скажет медицина…
Мохов не позвонил ни в этот день, ни на следующий, а в понедельник, когда они встретились на кафедре, отвел глаза: "На фига ты меня повез? Оставил бы у себя ночевать, и дело с концом. Вот оно и получилось…"
– А что ты сказал следователю?
– А что я мог сказать, если спал?.. – Он торопливо закурил и взглянул на часы. – Претензий по машине у меня к тебе не будет, сам выправлю… Эта Еникеева, кстати, была поддатая, так что, может, все еще обойдется… Извини, меня шеф вызывает…
– А то, что ты руль у меня вырывал? – Игорь уже все понял, но еще на что‑то надеялся. И почему‑то стыдно было за друга.
– Ну, старик, ты сейчас на меня всех собак повесишь… Благо, что я был поддатый… – Славик ушел, считая неприятный разговор оконченным.
И Фаина не звонила больше Насте; и Настя не звонила Фаине. "У меня нет слов, – качала Настя головой. – Просто нет слов. Как же так можно…"
Тесть нашел адвоката – Якова Ефимовича, большого специалиста по дорожно‑транспортным происшествиям, и Фирсов пару раз встречался с ним. "С делом я смогу ознакомиться только после завершения следствия, – торопливо, словно собирался куда‑то убегать, говорил он. – Пока собирайте характеристики и попробуйте прощупать подход к пострадавшей, – может, она признает свою неосторожность. Но я вам ничего не говорил, и вы у меня не были…"
У Еникеевой оказалась трещина левой берцовой кости и ушиб мягких тканей. Фирсов ходил к ней чуть ли не каждый день – разбитная девица с хвостиком игриво улыбалась ему с койки у окна.
– А, вот и мой пришел! – Она вроде даже радовалась, что попала в больницу и ей носит передачи молодой симпатичный мужчина. – Жаль, что палата не отдельная, а то бы я тебя приняла, как положено… Ну ничего, скоро ходить начну, мы с тобой уединимся… – И смеялась заливисто. – Что, волнуешься? А вот женись на мне, и скажу, что сама под колеса бросилась – жить надоело. Ха‑ха‑ха!..
Фирсов встречался с лечащим врачом, который говорил, что последствий для здоровья быть не должно, носил цветы и передачи и торопливо удовлетворял капризы девицы. "Хочу хурмы! – зевала она и потягивалась. – И огурчиков солененьких". И Фирсов, стиснув зубы, ехал на рынок искать хурму и огурчики. "А моему сыночку третий год исполняется, – сообщила она однажды и посмотрела на Фирсова лукаво. – Так надо бы Андрюшке подарочек справить… Рублей на пятьдесят… А то я по твоей милости и получку не получала". Игорь, хмурясь, рассказал о намеке Насте, та бросилась к родителям и привезла пятьсот рублей. "Вот, папа дал на всякие непредвиденные расходы. – Она сунула в конверт зеленую пятидесятирублевую бумажку и вручила Игорю. – Отвезти ей. Папа сказал, что это намек, говорящий о многом. Может, удастся договориться…"
Фирсов отвез деньги, и Еникеева, опираясь на палочку, повела его в конец коридора, где блестел зеленым глянцем фикус.
– Ну так что, голубь, нам с тобой вокруг да около ходить. – Она закурила, разогнала ладошкой дым и ткнула спичку в цветочный горшок. – Две тысячи – и я к тебе претензий не имею. Скажу, что выпила для храбрости и решила головой в омут – к тебе, значит, под колеса. Хотела одному человеку отомстить. А уж ты после этого лепи, что хочешь… И если договоримся, то больше не светись здесь, эти курвы и так на меня косятся.
– Две тысячи? – переспросил Фирсов.
– А что ты думал? Тебе три года "химии" катит. Как минимум… Я все эти мульки знаю, у меня мужик был шоферюга.
– Подумаю… – катнул желваки Фирсов. И ушел не прощаясь.
Яков Ефимович подтвердил, что три года "химии" – нормальный срок по 211‑й статье и спрашиваемая сумма – в разумных пределах.
– Но здесь есть нюансы. – Он смотрел на Фирсова чуть иронично, как на человека, который придумал вечный двигатель. – Если на схеме происшествия зафиксирован резкий поворот машины вправо, то версия с попыткой самоубийства развалится в суде на кусочки. – Вы что, специально подъехали к ней, чтобы она бросилась под колеса?..
– Можно сказать, что она руку подняла, голосовала, – задумался Игорь. – В принципе, так оно и было.