Игра по-крупному

Они расстались, и Фирсов зашагал по малознакомым улицам, теряя счет сигаретам и зло поддавая ногой случайные камушки, прибившиеся к поребрику тротуара. Он ругал и адвоката, и следователя, и наши детективы, в которых знатоки изобличали преступников по клочку трамвайного билета или с помощью ЭВМ выявляли расхождения в показаниях очевидцев. Где все это? "Распишитесь, что ознакомлены. Через три дня дело будет в суде". А адвокат? Настя рвалась к следователю, чтобы подтвердить пьяно‑мычащее состояние Мохова в тот вечер, но Яков Ефимович уверял, что проку в этом никакого: ну пил Мохов, ну садился на переднее сиденье – но остался ли сидеть там, когда был совершен наезд?.. Алиса, которую Настя попросила выступить в суде и засвидетельствовать, что Славик был пьян до безобразия, категорически отказалась: "Да ты что! У меня муж из плавания вернется, он мне покажет вечеринки с мужиками! Нет‑нет‑нет! Только мне суда не хватало…" Выходило так: пьян ли был Славик или просто выпивши, садился ли он на переднее сиденье или не садился, – имело значение второстепенное. Главное заключалось в том, что показывали свидетели на конечной точке того нелепого маршрута… Мелькала мысль – найти этого лжесвидетеля Петрова, ухватить за грудки: "Попробуй только вякнуть в суде неправду!.." Или выставить контрвариант: сыскать несколько человек, которые опрокинули бы все лживые построения Славика и его команды. А что? Приходит в суд компания и заявляет: "Мы в тот вечер шли по улице и видели, как пьяный мужчина рядом с водителем вырывал у него руль…" Игорь замедлял шаг и воображал себе картину посрамления Славика: судья извиняется перед Фирсовым и строго указывает растерянно озирающемуся Мохову на загородку для подсудимых… Но где теперь сыщешь такую компанию, когда до суда остались, быть может, считанные денечки. И Яков Ефимович, боящийся сердить работников правосудия, убеждает: "Следствие не любит, когда дело направляют на доследование. В ваших обстоятельствах может быть и три года – вы сами признались, что сидели за рулем…" Фирсов тешил себя новым предположением: он подходит к Славику на суде и награждает его звонкой пощечиной… Но это лирика.

Потом он сидел с Настей на кухне и отирал ей ладошкой слезы.

– Ну успокойся, успокойся… Эка невидаль – стройки народного хозяйства. Тюрьма, что ли? Не тюрьма. Условное осуждение.

– Господи, какая я дура! – качала головой Настя. – Зачем я тогда полезла в это дело!.. Да пусть бы он ехал куда хотел! Пусть бы… Пусть бы разбился к чертовой матери, паразит несчастный!.. Туда ему дорога!.. – Настя стукала кулачком по столу и ревела.

Приехал тесть – Филипп Прокопьевич, невозмутимо прошел к кроватке спящего внука, положил на столик игрушку в прозрачном пакете, постоял и вышел на кухню.

– Ну что, ребята? – улыбнулся бодряще. – Уже сухари сушите? А ты чего? – обнял дочку и поцеловал, – Плакала, что ли? У‑у, дуреха… Давайте чайку попьем. У меня сегодня вечерники, я прямо из института…

Пока Настя накрывала столик у телевизора, тесть запил таблетку водой из‑под крана и кивнул Игорю.

– Надо соглашаться. Деньги я тебе дам… Яков Ефимович – дядька пройдошистый, я его сегодня видел. Главное, чтобы дело попало к нужному судье…

Яков Ефимович действительно оказался "дядькой пройдошистым". Дело попало к кому надо, и Фирсову были сообщены условия: две тысячи за полтора года условного осуждения – "химии". Фирсов, еще раз переговорив с тестем, согласился, и Яков Ефимович велел ему нанять любого адвоката‑ширму для защиты в суде, а в случае вопросов с его стороны, почему предыдущий адвокат отказался от дела, сказать, что тот очень занят другими делами, нездоров и вообще не вызывает доверия своей компетенцией. Было условлено также, чтобы не верить ни в какие посулы нового адвоката и расплатиться с ним строго по квитанции – деньгами сорить не следует, они еще пригодятся.

Фирсов исполнил все в точности, и судебный спектакль по сценарию Якова Ефимовича завершился в один день. В антракте, который грузный пожилой и строгий судья объявил после допроса свидетелей, Фирсов, как и договаривались, спустился на первый этаж в канцелярию и сунул конверт с деньгами в оттопыренный карман Якову Ефимовичу, который сидел за столиком и, сдвинув очки на лоб, листал какое‑то дело. Сунул так ловко и быстро, что Яков Ефимович, как показалось Игорю, даже не заметил этого. Таково было условие – деньги до вынесения приговора. Когда Игорь вышел на улицу, чтобы позвонить Насте, и стоял около телефонной будки дожидаясь очереди, Яков Ефимович в наглухо застегнутом плаще показался из дверей суда и с поразительной быстротой исчез.

– Ну что? – спросила Настя.

– Порядок, – сказал Фирсов. – Письмо отдал. Не волнуйся, потом позвоню…

– А что, еще не кончилось?

– Нет, сейчас перерыв.

– Господи, – сказала Настя. – Только сразу звони, как кончится…

– Ладно. Ты, главное, не волнуйся. Как Маратка?

– Спит.

– Ну ладно, пока.

Как и обещал Яков Ефимович, прокурор на суде не присутствовал – он оказался занят другими делами, и судья, зачитывая характеристики, ходатайства, справки, выписки из дела и заручаясь кивками справа и слева, вел процесс четко и энергично. Славик сидел рядом с Фаиной, во втором ряду и на вопросы отвечал бесстрастно, словно давая понять, что его присутствие в этой маленькой комнатке с гербом на стене излишне – и так все ясно, давно записано в протокол и выяснять нечего… "В машину я ходил за сигаретами. Фирсов догнал меня и по своей инициативе вызвался отвезти домой, потому что, как он сказал, я мешаю ему писать доклад. Руля я у него не вырывал…" Игорь не смотрел в его сторону. Фаина сидела, вцепившись побелевшими пальцами в сумочку. Возле ее ног стояла перевязанная коробка с надписью: "Скороварка". Двое свидетелей Мохова, пострадавшая Еникеева с матерью, общественный защитник Маринка – с лицом в красных пятнах, и молоденький адвокат Фирсова – вот и вся публика. Хотя какая это публика – артисты, и у каждого своя роль…

Суд удалился на совещание, и Игорь со своей скамьи (обыкновенная желтая скамейка без спинки, никакой загородки или барьера) пристально посмотрел на Моховых. Славик почувствовал его взгляд и чуть отвернул лицо влево, к Фаине, словно собираясь сказать ей что‑то. Фаина потянулась к нему, встретилась глазами с Игорем, тут же отвела их и стала беспокойно оглядывать левую стенку, крашенную мрачной зеленой краской. Славик что‑то шепнул ей, едва шевельнув губами, и она чуть заметно кивнула, не отводя глаз от стенки.

"Именем Российской Советской Федеративной Социалистической…"

Выйдя из суда, Игорь позвонил Насте.

– Все в порядке. Как договаривались. Полтора…

– Слава богу, – выдохнула Настя. – Ты едешь?..

– Да. Только пройдусь немного пешком – проветрюсь…

И он пошел, не застегнув плаща и держа за спиной руки. И испытывал расслабленное облегчение, что все завершилось так, как обещал Яков Ефимович, – полтора года, а не три…

Потом начались новые волнения – куда пошлют, на какую стройку?