Игра по-крупному

Иногда Игорь воображал себе возможную встречу со своим истинным отцом. Настоящий отец рисовался ему молодым высоким человеком, сильным и талантливым, у него "ЗИМ" или "Волга" с серебряной фигуркой оленя на капоте, он крупный ученый или журналист, придет время, и он объявится, заберет Игоря к себе – он живет один в большой квартире, огромный телевизор, глобус, книжные стеллажи до потолка и письменный стол, в запертом ящике которого хранится пистолет с перламутровой ручкой. Они станут друзьями, как и положено сыну и отцу, и поедут путешествовать на Кавказ, к морю, и однажды утром, когда они уберут в багажник палатку и начищенные песком котелки, отец скажет ему: "Ну, сын, садись за руль, пора тебе учиться". И Игорь уверенно помчит машину по шоссе навстречу выглядывающему из‑за гор солнцу.

Классу к восьмому мысли о незаконнорожденности поблекли, ушли на второй, а то и на третий план – Игорь тогда увлекся "Битлами" и боксом, мастерил рогатую гитару, разносил по утрам почту и исступленно учил английский: готовил себя к поступлению в институт международных отношений, – эти мысли заблудились бы в его мятущейся душе, но мать дала новый повод для сомнений. Однажды, вернувшись домой, Игорь услышал, как она кричит в комнате отцу: "Ты – мужчина? Да ты никогда им не был. Ты бесполое существо, неспособное никого любить!" Отец что‑то отвечал ей глухим, раздраженным голосом, и мать опять кричала: "Да! да! да! И никогда об этом не пожалею! Ты думал, я буду всю жизнь сидеть и ждать, пока ты нагуляешься, а потом стирать твои кальсоны!!!" Игорь, неслышно ступая, вышел. Уже на лестнице, когда он прикрывал дверь – так, чтобы не щелкнуть замком, ему показалось, что мать назвала его имя: "…да, Игорь!"

…И все же тогда на даче, надев отцовскую шинель и спустившись к реке с ведрами, Игорь плакал. Он сел на мостки, сколоченные отцом, и долго сидел, уткнув голову в колени. Темнело быстро, и когда Игорь вытер слезы и вспомнил о ведрах, на черной воде уже колыхались белые звезды. И он пошел к темнеющему на пригорке пустому дому…

 

На этот раз Василий вернулся в Ленинград скоро, словно ездил не на юг, а в пригородный дом отдыха. Он устроился торговать билетами "Спортлото", сердито вынес в коридор вещи Игоря ("У него есть своя комната, вот пусть там и живет!"), стал приводить компании, ругался с матерью, а после того, как сестре дали от предприятия трехкомнатную квартиру, неожиданно разделил лицевой счет и выделился в отдельного квартиросъемщика.

Мать стала заговариваться. Она подолгу сидела с потухшими глазами в кресле, наматывала на ладонь прядь желто‑седых волос и бормотала: "Ну все правильно, морфий ввели, зажимы подали вовремя… В акте все указано…" Возможно, ей казалось, что она снова делает больным операции или вновь работает в райздравотделе. Игорь приходил с работы домой, кормил мать, включал ей телевизор и шел на кухню заниматься. Несколько раз за вечер он приходил переключать программы и расшевелить мать разговорами – Игорю казалось, что она не вникает в происходящее на экране. По ночам мать стонала, просыпалась, Игорь вскакивал с оттоманки, давал ей лекарства и вызывал "неотложку". Василий дрыхнул в своей комнате, и Игорь с трудом добуживался его, чтобы он сходил встретить машину.

Иногда приезжала Зоя, тогда Игорь уезжал ночевать на Петроградскую.

Зоя предлагала поместить мать на обследование.

"Она же заслуженный работник Минздрава, – говорила сестра Игорю и Василию. – Надо позвонить ее коллегам, договориться. Ведь кто‑то, наверняка, остался. А то я с ней летом намучаюсь…" – Сестра имела в виду дачу.

– Вот ты и позвони! – раздраженно говорил Василий и уходил.

Вскоре Игорь дал Василию по морде, когда тот пришел с лихой артистической компанией и назвал мать старухой.

– Вы не очень‑то шумите, – сказал Василий. – Там старуха больная спит…

Игорь вышел в коридор, плотно прикрыл за собой дверь, взял брата за лацкан пиджака и молча двинул его в челюсть. Брат, сминая совесельников, отлетел к входным дверям.

– Ну, кому еще? – негромко спросил Игорь. И встал в стойку.

Компания быстро ушла, прихватив мотающего головой Василия. Игорь запер за ними дверь, послушал запоздалые угрозы в свой адрес и пошел в комнату. Мать спала.

– Я тебя завтра убью, суку! – кричал под окнами Василий. – Так и знай: убью! – Его уводили.

Игорь погасил свет и лег спать.

Летом, когда мать жила с сестрой и ее детьми на даче (от больницы она наотрез отказалась и чувствовала себя вроде бодрее), Василий поменял свою отделенную комнату на Краснодар, и в квартире появилась крепкая золотозубая женщина лет сорока пяти – Фаина.

Квартира стала коммунальной.

Фаина выкрасила паркетный пол в своей комнате красно‑коричневой краской, врезала в дверь комнаты замок, поставила на кухне холодильник, стол и укрепила под звонком табличку: "Фирсова – 1 звонок, Зозуля Ф. М. – 2 звонка". По вечерам Фаина выносила в коридор табуретку с мягкой плюшевой обивкой, садилась у телефона и начинала звонить невесть откуда взявшимся знакомым. Василий, как выяснилось, въехал в ее однокомнатную краснодарскую квартиру и собирался съезжаться со своей новой женой – тоже южанкой.

 

Конец ознакомительного фрагмента