Или кормить акул, или быть акулой
Утром мама, готовя блины, спрашивала, чем мне запомнился выпускной. Мой рассказ про Капитана Крюка пробил ее на смех уже на описании барной стойки, и я также не сумел удержаться от рассказа про Полину, но не упоминал ее имени.
– А ты что думал? – горделиво выпрямилась она. – Ясное дело, что по тебе там вся школа сохнет.
– Да конечно, прямо проходу мне не дают, ага, – саркастически утрировал я.
Мама смерила меня взглядом и фыркнула.
Она просто до ужаса умиляла меня, когда играла в недовольство. Всегда хотелось подлететь к ней, крепко обнять и трепать за щеки.
– Да они таких, как ты, в жизни своей не видели, – вновь добавила она с особой прытью.
Я был рад, что умел тонко понимать подобные вещи, а не всецело прислушиваться к ним и позволять им сформировать мое восприятие самого себя. Что еще мать может сказать своему сыну, кроме чего‑то подобного? Я считал, что мужчине, выслушивающему такое от своей любимой матери, следует относиться к подобным словам со снисхождением и благодарностью, но никак не начинать поспешное витье короны, которую он тут же водрузит себе на макушку.
– А… – я макнул свернутый трубочкой кусочек блина в варенье и забросил в рот. – А… а еф‑фё… а еф‑фё это…
Под осуждающим взором мамы я прожевал и проглотил нежнейший блин с громким небным щелчком.
– Простите, вы воспитывали меня не говорить с набитым ртом, моя оплошность, – снова начал я, вздохнув. – Я хотел сказать: «А еще это потому, что я твой сын, и похож на тебя», да? Это ты хотела сказать? – нахально кривлялся я.
Глава 2
Сон в аэропорту
Наступил месяц Рамадан и мы все с огромной радостью встречали этот праздник длиною в двадцать девять или тридцать дней, – в зависимости от того, как себя поведет луна, – названивая родным и близким, поздравляя их с наступлением благословенного месяца и приглашая друг друга в гости.
Пост в месяц Рамадан представляет собой отказ от еды и воды с рассвета и до захода солнца, и является обязательным для каждого мусульманина, за исключением тех, у кого есть религиозное оправдание. При свете солнца люди не могут ни пить, ни есть, а муж с женой не могут иметь близости, так как пост знаменует собой отказ от всех удовольствий искренне ради Бога. С самого детства я соблюдал несколько дней поста ежегодно, но целый месяц я стал держать лишь несколько лет назад, когда вошел в возраст мукалляфа – то есть половозрелого и религиозно обязанного человека.
Это всегда нечто особенное, нечто прекрасное и трепетное. Ты чувствуешь себя просто невыразимо чудесно, словно достиг в этой жизни всего, что тебе было необходимо. Я часто задумывался о том, как это дорого и ценно – быть частью такого радостного события. Как это укрепляет, сплачивает нас – вместе оставлять еду и питье, чтобы вечером отпустить пост, собраться за столом и кушать всем вместе. Я вообще всегда доводил себя до мурашек, думая о том, что мы – мусульмане всего мира – пять раз в день встаем в одном направлении, чтобы исполнить нашу обязанность в виде молитвы.
Когда держишь пост, то неминуемо начинаешь понимать бедняков и тех, кому попросту нечего есть и пить. Ощущаешь какой это бесценный дар, понимаешь, как необходимо быть непрерывно благодарным за то, что ты в любой момент можешь налить себе чай, приготовить себе поесть, утолить жажду или голод. Пост, лишающий тебя этой возможности на примерно пятнадцать часов ежедневно, не только подталкивает тебя к переосмыслению благ и ценностей, но и осуществляет мощную разрядку, перезагрузку и обновление организма, и крайне благоприятно сказывается на здоровье. Это было и светскими доказано учеными, но их доказательства, честно говоря, не были необходимыми: не может быть ничего вредного в том, что велено Богом.
Со всей этой канителью с экзаменами я совсем забыл вернуть учебники в библиотеку, поэтому мне было необходимо заняться этим вопросом, хотя сначала я планировал игнорировать звонки и сообщения классной руководительницы, с каждым разом все более настойчивые и угрожающие. Это не оказывало должного и желаемого ею эффекта, а наоборот лишь смешило меня.
– Тебе будет охота сходить со мной в библиотеку? – спросил я у Эмиля.
– На знаю… посмотрим, – небрежно отвечал он по телефону.
Мне приходила в голову мысль позвать составить мне компанию и Полину, но это была плохая затея. После неуверенного ответа Эмиля я передумал навязывать и ему свои дела, но в итоге он сделал это сам, гонимый мужскими понятиями или нежеланием портить со мной отношения. Едва ли это могло оказать на меня какое‑либо впечатление, ведь мне практически все были в равной степени безразличны в том плане, что ни с кем я не имел никаких дружеских привязанностей и не оценивал ничьи поступки в отношении меня.
– Ну, что, уже определился, в какой университет будешь поступать? – спросил он. Мы шли по тротуару вдоль забора, ограждающего территорию школы. – Тебе лучше будет в Первый МГМУ, я почитал про него. Из нашей параллели много кто поступать туда будет. Поступай и ты, а потом поедешь отдыхать на все лето.
Я посмотрел на него и предосудительно вздохнул:
– Ближайшие лет пять я собираюсь отдыхать в Чечне.
Он замолчал, непонимающе посмотрев перед собой.
– А как же получить высшее образование?
Я устало поморщился.
– Я буду там поступать.
– Ого… погоди… а могло быть такое, что ты мне это рассказывал?
– Звучит вполне реально.
Я не просил его об этом, но он посчитал нужным высказать мне свое мнение относительно моего переезда, а затем стал представлять себя на моем месте.
– Ты хорошо подумал? – спросил он, когда мы вошли в школьную библиотеку и мой нос забился затхлым запахом великовозрастных книжных корешков и постаревшей деревяной мебели.
Библиотекаршей была маленькая круглая женщина в очках на веревочке, заведенной за шею. Пока мы не подошли к ней вплотную, она сидела, бегая глазами по книжечке, лежавшей на ее столе.
– Да, я все очень хорошо обдумал, Эмиль, – ответил я и обратился к библиотекарше. – Здравствуйте, я хотел вернуть учебники.
Пожилая женщина протерла руки от крошек печенья и весело мне улыбнулась.
– Поздновато ты, Саид!
– Да, простите, – смущенно кивнул я.
Эмиль не стал с ней здороваться, продолжая говорить со мной.
– Ты уверен? Ты ведь мало похож на остальных чеченцев.
