Или кормить акул, или быть акулой

– Не ошибаюсь. Точно.

– Л‑лады…

Несмотря на глубокую ночь, звезды очень ясно освещали горные ярусные села. Красота изумительная. Тут, на отшибе кряжа, свободного от сочно‑зеленых деревьев, были видны наше и соседние села, жизнь в которых кишела, как днем. Хотя, если быть точнее, то днем такой жизни не бывает совсем. Днем вообще все иначе. Ночи здесь, не пронзаемые искусственным освещением, были необыкновенно притягательны, и искал я в них лишь одиночества. И все же одиночество с приятным бульканьем пресноводной реки где‑то внизу; с темными волнистыми очертаниями гор на границе горизонта; с селами, неправильной, неполноценной воронкой расположенными под звездами – все это скрашивало мое пребывание наедине с самим собой.

– Лады, – повторил я.

Трава под ногами была выжжена и иссушена солнцем, почва переминалась с гравия на желтый песок, посередине – между лесом и обрывом – из‑под земли торчали крохотные прутья с нанизанными на них обломками мела, что всегда где‑то отдаленно в моем сознании рисовало картину некогда стоявшего тут дома.

Я посмотрел на Ясина. Глаза у него были черными. Не кофейно‑карими, как обычно, а черными. Они блестели зачатками слез и отражали звездные системы. Переведя взгляд на небо, я понял, что тут, будто в сенном стоге, Большую Медведицу найти мне не удается. Странно, что маленький мальчик напомнил мне об этом созвездии.

Он стоял неподвижно, будто ощущал, что я собираюсь заговорить, и боялся спугнуть мой настрой. От этой мысли я улыбнулся ему, но он ответил тревожным взглядом.

– Приехав, я получил тут все, – заговорил я наконец. – Я безумно полюбил Грозный – даже сильнее, чем когда приезжал в гости. А приехав сюда жить, я помогал людям и занимался любимыми делами. Мне и учеба очень нравилась. На короткий момент я даже стал абсолютно счастлив. Нашел друзей, нашел наставников, нашел девушку, лучше которой не встречал, и все было просто прекрасно, – я было замахнулся кирпичом, но – вновь начав прокручивать все произошедшее в голове – словно ослаб, опустил его и разжал пальцы. Хрупкий, надколотый кирпич выпал из моих рук и разбился. Где‑то в селе напротив застучали барабаны, и люди как будто пустились в пляс, но на самом деле кто‑то просто, смеясь, погнался за другим. Справа внизу – над горой, покрытой шапкой из листвы вековых деревьев – будто бы раздался волчий вой. Или же мне просто показалось. – А потом все изменилось.

 

Глава 1

Сумбур в голове и много драмы на выпускном

 

– Никогда бы не подумал, что ты решишься на такое.

– «Такое»? Ты излишне драматизируешь.

По окончании последнего урока мы с моим одноклассником Эмилем стояли в коридоре, пока остальные ребята тащили декорации в актовый зал.

– Как‑то неожиданно.

– Смотря как к этому относиться, – я улыбнулся с некоторой виной. – Я вполне ожидал.

– А родители что? – спросил он.

– Я им еще не говорил. Да и они меня поддержат. В любом случае я уже все для себя решил, а они мои решения уважают, – я прислонился плечом к дверному косяку.

– Классно.

На улице темнело, как молоденьким вечером, пускай и было только четыре часа, но зимой всегда так. Мои одноклассники и ребята из параллельных классов вовсю занимались подготовкой к зимнему спектаклю, который будущие выпускники ежегодно готовили для детишек из младшей школы.

– Глупо это все, честно сказать, – устало заметил я, провожая взглядом девочку, тащившую перед собой декоративный пенек из разодранного картона.

– Ты про сказку? – спросил Эмиль.

– Да.

– Согласен, но меня запрягли. Я сам‑то особо желанием не горел.

– Да ну, – выпрямился я. – Недостаточно, значит, ты сопротивлялся.

– Тоже верно, – согласился он.

Из‑за колонны показалась наша классная руководительница с папкой бумаг в руке, на которых был отпечатан сценарий представления. Она начала зазывать всех в актовый зал, и попросила удалиться тех, кто не участвует в репетиции школьного спектакля.

– И что же? Ты после зимних каникул уедешь? – чуть подавшись в сторону зала, спросил Эмиль.

– Нет. Разве ты не понял, что я говорю? Речь ведь шла о поступлении в университет. Зачем мне туда ехать на полгода раньше?

– Ясно. Ну, нас зовут. Я тогда пойду. Еще поговорим, Саид.

– Поговорим, – кивнул я.

Он махнул мне рукой уже из зала, и учительница, одарив меня неоднозначным взглядом – то ли равнодушным, то ли недовольным – захлопнула передо мной дверь. Я усмехнулся и поплелся в сторону лестницы. Бегом взбираясь по ней, навстречу летел парень из параллельного класса, который, запыхаясь, успел лишь бросить мимолетное и едва различимое «Привет!»

– Привет. Да не торопись ты так! Все равно вы ерундой занимаетесь, – улыбнулся я.

На ходу развернувшись, он крикнул «Согласен! Полная ерунда!» и помчался дальше.

Я пошел по коридору в сторону раздевалок, напротив которых на банкетке оставил свой рюкзак, и присел у окна, наблюдая за тем, как ребята под предводительством учителя физкультуры расчищают территорию от снега.

Я замешкался. До этого я думал о переезде в Чечню, как о чем‑то уже решенном, неизменном, но от мыслей о том, что своим родным я еще ничего не говорил, я ощутил одиночество в принятии этого решения. Единственными людьми, с которыми я этим поделился, стали учительница литературы и русского языка, и мой товарищ Эмиль. Если учительница была в искреннем замешательстве, то Эмиль его явно имитировал.

– Ты чего тут? – рядом со мной резко уселась девочка, заставив меня вздрогнуть. – Пойдем в зал!

– Нет, спасибо.

– Никто лучше тебя не сыграл бы главную роль. Они до сих пор ждут и готовы отдать ее тебе. Вот в четвертом классе все помнят…

Я взвел руки.

– Да! Я знаю, что вы все помните, как блестяще я сыграл сказочного принца в начальной школе, но, может быть, хватит уже это упоминать? Это не аргумент! Я тогда, видимо, был совсем недееспособным, раз согласился на такую чушь. Странно, что никто не вспоминает трубочку у меня во рту, через которую меня кормили. Или вы хотите сказать, что я был в себе?