Или кормить акул, или быть акулой
Я пытался уснуть, но у меня уже не получалось. Мне почему‑то стало очень тоскливо в этом доме. Я любил бывать здесь, мне всегда было комфортно находиться тут в качестве гостя. Теперь же я был тут, вроде как, постоянным жителем на ближайшие пять лет. Я чувствовал себя неуместным, а еще на меня давило присутствие ваши. Конечно, я очень любил своего дядю и уважал, но он казался некой несущей глыбой. Находясь в его доме, мне казалось, будто он стоит позади каждой пришедшей в мою голову фантазии. Все мои мысли – некоторые нелепые мечты, абсолютно сформулированные цели и смелые надежды – все это становилось чем‑то стесняющим, позорящим, компрометирующим меня, когда проходило через призму дяди Висайта. Бывают люди, чья энергия, чье влияние преследует тебя, когда ты находишься с ними под одной крышей. Это чувство давит тебе на грудь и постепенно перекрывает горло. В голове образовывается туман, и ты начинаешь нервничать, будучи неспособным расслабиться. Даже лежа на кровати в предоставленной мне комнате, я ощущал себя неправильно и виновато, и думал, что он вот‑вот зайдет сюда, а я буду вынужден встать. Хотя казалось бы – мне должно быть тут чрезвычайно комфортно, ведь все жильцы этого дома – этакая пародия на моих московских домочадцев. В роли папы выступал ваша, в роли мамы – Селима, в роли Лорса – Амир, а в роли Люлюки – Алима. Но это были не они, и ночевал я не в своих родных четырех стенах, а в комнате, которая ждет, пока подрастет ее подлинная хозяйка.
Я созвонился с Арби и поехал на встречу к нему на такси, долго отговаривая Амира и Висайта от того, чтобы они подвезли меня. В такси я снова позвонил своему будущему однокурснику, и он сказал, что будет ждать на остановке у «Гранд Парка» через пять минут. Когда мы подъехали к месту назначения, Арби уже стоял и хмуро сощуривал свои глаза, вглядываясь во все проезжающие машины. Увидев меня в одной из них, он направился к нам.
– Ас‑саляму ‘алейкум, – протянул руку я.
– Уа ‘алейкум ас‑салям! – его рукопожатие было очень крепким.
Я из чувства такта уговаривал его сесть вперед, но он отказался и в итоге мы оба сели сзади.
– Ты знаешь точный адрес места, куда нам надо? – спросил я. – А то я совсем забыл задать главный вопрос своему отцу, с которого вообще нужно было начинать.
– Бульвар Дудаева, дом семнадцать, – обратился он к таксисту.
Солнце стояло не так уж и высоко, но все равно жгло глаза, а от духоты я уже успел целиком вспотеть. Дряхлая машина такси была нагрета настолько, что выставить локти за спущенное окошко без ожогов было просто невозможно.
На Арби было темно‑зеленое поло и тонкие льняные темно‑бежевые брюки, а на ногах легкие кеды. Я коротко оглядел себя – все темное и грубое. Плотные штаны, от которых в такую жару прели ноги, длинная черная футболка и массивные темно‑синие кроссовки с замшей на носках. Арби показался разумно подходящим к каждому аспекту своей жизни человеком, одевшись по погоде, в то время как я оделся так, словно на дворе стоит начало осени.
– Зачем мы едем туда, Саид? Ты сказал, что расскажешь по дороге.
– Да, точно. В общем, у моего отца немало знакомых и друзей, в том числе и полезных. Говорят, он в свое время очень многим помог и многие остались его должниками, хоть он ни от кого ничего и не требует. Они сами при удобном случае пытаются оказать ему помощь, подсобить где‑то делом или своими связями и знакомствами. Один из таких его «должников» – директор Медицинского Института. Мы можем прийти к нему лично с документами и освободимся таким образом от того, чтобы стоять в очередях.
Водитель оскалил золотые передние зубы в улыбке и бросил на нас короткий взгляд через зеркало заднего вида.
– По‑чеченски почему не говорите? – спросил он с сильным, но в то же время приятным акцентом.
– Никаких проблем, – улыбнулся Арби.
Дальше мы говорили только на чеченском языке.
– Так вот, – продолжал я. – Мне показалось, что я могу взять тебя туда с собой, чтобы ты не стоял и не парился в очереди.
– От такого я точно не откажусь, – он учтиво кивнул. – Если это не будет проблемой, то я был бы тебе очень благодарен.
– Я думаю, что никаких проблем не возникнет. Я же не толпу с собой притащу.
– Ты отцу сказал?
– Нет, а зачем?
– Он может посчитать, что это плохая затея, – стыдливо сказал Арби.
– Нет, тут никаких проблем не будет. Если что – я отвечаю. Но, опять же, никаких проблем.
Доехав и выйдя из такси, мы оказались у железных ворот с облезлой зеленой краской на прутьях. Молодые люди цепочкой продвигались от ворот в сторону учебных корпусов.
– И куда нам? – спросил Арби.
Я растерянно оглядывался, пытаясь понять, где тут приемная комиссия. Спрашивать никого вокруг я не решался. Хоть я и любил всех этих людей искренней, бескорыстной любовью, я всегда считал себя чужим среди них. Даже не столько чужим, сколько нежелательным.
– Туда, – сказал я, решив, что нам нужно следовать за цепочкой, что огибала ближайшее к соседней улице здание.
Пройдя немного, мы стали различать силуэт таблички, на которой большими буквами было напечатано «ПРИЕМНАЯ КОМИССИЯ». Картина была очень суетливой. Молодые ребята, сидящие на ступеньках, с прижатыми телефонами к одному уху, и рукой к другому; девушки, размахивавшие перед своими лицами сложенными в файле документами, отгоняя летний зной; крупные грузные мамы в длинных платьях и испаринами на лбах.
Я чуть потянул и растряс футболку над грудью, пытаясь охладиться.
– Ты бы в куртке еще пришел, – повел бровью Арби. – Зачем так утеплился?
– Утеплился? – хохотнул я. – Ты меня очень плохо знаешь. Я вообще почти не замерзаю никогда, и даже зимой хожу налегке.
– Значит, просто черное любишь?
– Да. Черные футболки – моя слабость.
Мы стали просачиваться через толпу гудящих абитуриентов и их родителей. Поначалу я пытался что‑то бормотать в оправдание нашей наглости, но быстро понял, что никто не обращает на нас никакого внимания. Когда мы вошли в холл, то обнаружили, что людей здесь намного больше. Я стал оглядываться, прикидывая, кто мог бы помочь нам разузнать, где найти директора Медицинского Института. Лица посетителей были настолько напряженными, а лица принимающих были настолько суровыми, что я глубоко вздохнул: придется опять разговаривать с необоснованной позиции виноватого. Арби как хвостик ходил за мной, и я все ждал, когда он начнет что‑нибудь расспрашивать, дополнительно сбивая меня с толку и раздражая. Но он молчал. Я уже было поднес палец к плечу стоявшего передо мной мужчины из приемной комиссии, как вдруг выхватил образ, не похожий на другие в этом суетливом месте. Единственное лицо в помещении, не выражавшее стресса. Эта молодая женщина, скрестив руки на груди, шла очень быстро. Промелькнув в коридоре, она скрылась за стеной.
– Пойдем! – поторопил я Арби.
Мы трусцой взбежали по лестнице и направились за женщиной. Она почти бежала, и мне пришлось буквально ее догонять, а ситуация в моих глазах стала потихоньку терять целесообразность. Но я зашел слишком далеко, окликнув ее.
