Или кормить акул, или быть акулой
Гастрономический талант чеченских женщин был чем‑то столь обыденным, что даже не вызывал особенного восхищения. «Если чеченка готовит невыносимо вкусно и много – значит, с ней и ее генами все нормально». Лиана корила меня за эту шутку, которую я считал безобидной.
Столы Асет, как и любой моей тети, были наполнены большим количеством разных блюд. Тут и три‑четыре вида салатов: с гранатом, с грибами и грецкими орехами, с мясом и лимоном; котлеты из говядины, вареная баранина, чепалгаш, пироги с картошкой, пироги с мясом… все то, что не оставит равнодушным ни одного чеченца.
– Хаз‑мам, это вообще кому столько всего? Вроде бы вы совсем недавно узнали, что я приеду.
– Ах ты негодяй! – засмеялась она, выкладывая галушки на тарелку из кастрюли. – Думаешь, ты единственный, к кому мы так готовимся? На! – она с чувством выставила мне дулю.
Я опешил, не понимая, обижаться мне или смеяться:
– Ты что, мать, берега попутала?
Они расхохотались, усаживаясь за стол и приглашая меня.
– Я тебе говорила, – Асет обращалась к дочери. – Слишком долго нам против него не устоять. Сколько там времени осталось?
– Через четыре минуты уже азан, – ответила Лиана.
Асет выставила по стакану воды и чашке фиников перед нами, и, как только наступило время вечернего намаза, мы совершили разговение финиками, а потом помолились. После молитвы мы вернулись за стол и принялись кушать и общаться.
– Как твои дела, Саид? Все хорошо? – спрашивала Асет.
– Да, слава Богу, все гладко.
– Поступил ты в свой институт? У твоего отца ведь там связи, насколько я знаю.
– Да, поступил.
– Подружился с кем‑нибудь уже?
– Да! – перебила ее Лиана. – Еще как подружился. Мы же сами видели сегодня.
Я поднапрягся.
– В смысле – видели? – спросил я.
– А как еще мы узнали бы о том, что ты здесь, если не из интернета?
– Не понял… что это я делал в интернете?
– Там этот… Муслимови къант вар и[1]? – уточняла у Лианы Асет. – Ибряим бохш[2].
– Ибрагим? – я взвел брови. – Познакомился я с одним таким сегодня. Откуда вы его знаете?
– А кто его не знает? – удивилась моему вопросу Асет. – Он же этого племянник… Шамсуддина, да.
Все, что я знал о Шамсуддине Муслимове – это то, что он несметно богатый чеченский бизнесмен. А если ты чеченец и богач – ты обречен быть на устах почти всех своих земляков. Даже я, будучи человеком, не интересующимся такими вещами, все равно не раз слышал это имя и примерно представлял, кто это такой.
– Так вот, ты был на странице этого Ибрагима, – заключила Лиана.
– Что я делал на его странице? Он поведал всем своим подписчикам, что познакомился со мной?
– Нет, балда, ты просто в кадр попал. Он снимал, как вы там в футбол играли. Я когда твою бегающую красную морду увидела, чуть не сдохла. Мы сразу твоей маме нажаловались.
– Да, об этом я уже знаю. Спасибо, кстати.
– А ты как хотел? Всегда тебя спалим и нажалуемся, не переживай, – успокаивающе кивала Лиана.
Наевшись, хаз‑мама ушла в другую комнату, чтобы прилечь, а мы с Лианой продолжали разговаривать.
– Как тебе в Грозном? Ты давно об этом мечтал, – тон Лианы изменился: она снова стала моим другом.
– Да просто невероятно. Все еще не осознаю до конца, что я тут живу.
– Ничего, еще немного времени пройдет и с паникой вернешься в свою Москву.
– Вот постоянно ты это говоришь, – улыбнулся я, запивая галушки бульоном. – Все вы так говорите. Но я не знаю, что вообще вас может не устраивать тут.
– Да ну тебя, мы миллион тысяч раз об этом говорили, ты все не унимаешься. Сам все поймешь.
– Лиана, я уже и не сосчитаю, сколько раз услышал это «сам все поймешь». Объясни, у вас тут какой‑то кастинг есть? Или отбор? Скоро я проснусь где‑то в лесу, где меня заставят пройти какой‑то тест? Предупреди меня, чтобы я хоть готов был.
– Да лучше бы тест, знаешь. Нет, Саид, я триллион раз тебе все говорила, просто покопайся в своей башке.
Меня уже порядком утомили эти беспочвенные предостережения, которых я успел наслушаться от всех, с кем говорил. Одни говорили о том, что тут невозможно вести бизнес (будто бы они не знали, что бизнес и я – вещи несовместимые), кто‑то говорил, что в мою личную жизнь будут лезть все, кому не лень (будто бы они не знали, что личная жизнь, отношения и я – вещи несовместимые), и говорили, что тут невозможно развиваться. Часто говорили про слухи, какое серьезное влияние они могут оказать на человека, какими они бывают разрушительными, жестокими и подлыми. Но, учитывая, что я не планировал привлекать к себе внимания, следовательно, и слухов обо мне не будет никаких. Кому может быть интересен парень, большую часть времени проводящий дома? У людей просто не будет повода обо мне говорить.
– Эй, пойдем пройдемся? Тут весело в Рамадан, – предложила Лиана.
– С удовольствием. Хаз‑мама отпустит тебя?
Лиана сорвалась с места, добежав до комнаты Асет, и я услышал, как тетя отвечает ей:
– С Саидом? Хоть до Урус‑Мартана.
Тут, на улице, состоящей из частных домов, как в Мичурино, была куда более привлекательная атмосфера. Из открытых настежь окон домов доносился смех и громкие веселые разговоры. Откуда‑то слышался запах шашлыка, а из ворот дома, мимо которого мы проходили, выкатился крупный, но легкий мяч, а за ним свора маленьких ребятишек. А девушки с прижатыми к ушам телефонами, тихо и одухотворенно расхаживающие взад‑вперед, как я понял, были атрибутом любой улицы Грозного. Пройдя каменную холмистую дорогу, мы вышли на городской асфальт и направились в сторону центра. Духота стояла страшная, потому Лиана предложила заскочить в продуктовый магазин сразу под улицей, чтобы взять ледяной воды.
– А куда ты хочешь дойти? – спросил я, пиная камешек.
– Можем до центра. Хочешь? – с надеждой попросила она.
Я поморщился.
– Нет. Но пойдем.
– Отлично!
[1] Муслимови къант вар и? – «Он ведь сын Муслимова?» (чеч)
[2] Ибряим бохш – «Ибрагимом звать» (чеч.)
