Императорский Див. Колдун Российской империи

Кузя подошел к штурвалу, сосредоточенно что‑то пощелкал. Послышался скрипящий звук, и катер сорвался места. Девушки завалились набок, Аверин, схватившись на какой‑то ящик на стене, сумел удержаться на ногах.

– Извините, – пробормотал Кузя, – я… не разобрался пока. Но вам лучше сесть.

Аверин сел на диван. Катер снова дернулся и стал набирать ход. Огонь маяка приближался.

Причал оказался вполне приличным, хоть и слегка покосившимся. Кузя притерся к нему бортом и выбрался наружу, чтобы закрепить швартовые. И вскоре все девушки были сданы на попечение смотрителя маяка – симпатичного, хоть и не очень трезвого дедушки, которому Аверин выдал те же инструкции: никому не звонить, о происшествии не рассказывать, ждать полицию.

Телефон у смотрителя имелся и, о чудо, работал. И Аверин набрал домашний номер Виктора.

– Алло, – раздался сонный голос товарища.

– Это я, Гермес. Извините, что разбудил.

– Гермес? О господи, во что вы опять ввязались?

– Хм… пока не могу объяснить, потому что не знаю сам. Но я нашел Светлану. С ней еще три похищенные девушки.

– Что? – Сон моментом слетел с Виктора. – Я сейчас же еду. Вы где? Они живы?

– Живы. Мы находимся на одном из островов Бьеркского архипелага. По крайней мере, так сказал смотритель маяка.

– Где?! Гермес, как вы туда попали?

– Это долгая история. Девушек нужно отсюда забрать, желательно в больницу. Но важно, чтобы об этом никто не прознал, особенно пресса. Я продолжаю преследовать преступника.

Аверин не стал уточнять, что «преступник» уже сожран Кузей и именно при помощи его памяти планируется выйти на организаторов.

– Гермес!

– Со мной Кузя, не волнуйтесь. Да, и нужно установить наблюдение за домом Ивана Скрепцова, он есть в списке. Именно там держали одну из похищенных. Я постараюсь вернуться как можно быстрее и привезти остальную информацию. Но шум поднимать нельзя. В этом деле однозначно замешаны серьезные люди.

– Ох. Вот как вам всегда удается… – Виктор вздохнул. – Хорошо, дайте мне вашего смотрителя. Сейчас буду выяснять, как до него добраться.

Аверин вернулся к катеру. С собой у него был сверток с какой‑то старой одеждой – к счастью, она нашлась у дедушки. Кузя ждал, сидя на диване и завернувшись в одеяло.

– Вот. Надеюсь, подойдет, выглядит вполне чистой. – Аверин протянул вещи: штаны, валенки, рубашку и короткий старый бушлат.

Кузя переоделся. Одежда смотрителя висела на нем мешком, но это было лучше, чем одеяло.

– Гермес Аркадьевич, – Кузя потупился, – я не стал этого делать при девушках. Но мне надо принять облик этого урода. Иначе я не смогу вести катер. Этот мужик очень мерзкий, мне постоянно хочется сбросить его память.

– Конечно, если это нужно. Ты сможешь при этом разговаривать? Мне надо… допросить его… или что‑то в этом роде.

Аверин вспомнил, как себя вел Григор в облике Николая Хмельницкого, и ему стало не по себе.

– Да, смогу. Мне просто будет очень неприятно. Как когда тошнит. А облик мне нужен для того, чтобы лучше чувствовать память и пользоваться навыками. Вы же видели, как мы до маяка добирались. А нам сейчас в море выходить.

– Хорошо. Принимай.

В тот же миг лицо Кузи изменилось. Теперь одежда ему стала тесна, а штаны коротки. Перед Авериным стоял высокий мужчина, примерно лет тридцати, с темными короткими волосами и с небольшой щетиной на лице.

Он подошел к штурвалу и завел катер.

– Ветер почти стих, – произнес он голосом, который Аверин до этого слышал только через переборки. – Можно выходить. Если повезет, доберемся до места минут через двадцать.

– Кузя, – спросил Аверин, – ты знаешь, куда мы едем и что там находится?

– Не совсем. Он просто привозил девушек. Там громадный особняк, на острове, он их приводил к черному входу и ждал, когда за ними придут. Забирала их женщина. А платил наниматель, которого он тоже возил на этот остров. Только на другом катере и из Приморска. Иногда других людей тоже возил. Но в самом особняке никогда не был.

– Ясно. Похоже, это нелегальный бордель, где девушек держат насильно и заставляют удовлетворять всякие причуды клиентов. Богатых клиентов, судя по всему.

– Выглядит так, – согласился Кузя. – Его наниматель иногда брал девушек в дом. Но не совокуплялся, нельзя, иначе «испортит товар». Я не очень понимаю, что это значит.

– Не важно, Кузя, я понимаю.

– А, хорошо. Просто этот урод тоже так делал. Это неприятно, я не хочу об этом думать. Зачем люди так поступают? С дивами, с другими людьми?

– Есть много причин, – вздохнул Аверин. – Некоторые не могут контролировать свои инстинкты, страсть к насилию, причинению боли. Вот и реализуют таким образом. Если такие люди богаты, для них организуют развлечения вроде тех, что происходят в этом особняке. А кто‑то зарабатывает деньги на мерзких низменных страстях.

– Ага. Это очень противно. Почти как Данил, даже хуже. Но я потерплю. Знаете, – див обернулся, и Аверин увидел на чужом неприятном лице совершенно знакомое Кузино выражение, – в Управлении дивов учат не сбрасывать память. Даже память других дивов. Это нужно, чтобы потом можно было дать показания. Но это очень тяжело.

– Дивам настолько неприятна и ненавистна память другого дива?

Кузя попытался объяснить:

– Если ее оставить, сожранный… словно продолжает жить внутри. И кажется, что он может тебя захватить. Такая… постоянная борьба. Очень тяжело было сбросить личность Григора. Он как будто вцепился в меня и не хотел исчезать. И он был намного сильнее, но я справился. – В его голосе прозвучала гордость. Мужчина улыбнулся Кузиной улыбкой и добавил:

– Владимир бы, наверное, смог поглотить Григора и оставить себе что‑нибудь полезное. А мне пришлось сбросить все.

Аверину стало любопытно:

– Нас учили, что в Пустоши существуют дивы вроде паразитов, которые могут сожрать изнутри дива, сожравшего их. Ты встречал таких?

Кузю передернуло:

– Не встречал. И надеюсь не встретить.

– Я надеюсь, ты никогда больше не вернешься в Пустошь.

Показались огни. Аверин увидел богато украшенный пирс, к которому были пришвартованы несколько фешенебельных яхт. Интересно, как они сюда добрались?

«Все ледоколы зафрахтованы», – вспомнил он и нахмурился. Черт, как же тут пристать, чтобы их не заметили?

Но Кузя отвернул от пирса и прошел вдоль берега, к неприметному, освещенному одним тусклым фонарем причалу. И, пришвартовавшись, заглянул в катер.