Империи песка
Тело утонувшего епископа так и не нашли. А через неделю из дворца Тюильри поступило известие: по милости императора Наполеона III в епархию Булонь‑Бийанкур назначен новый епископ. Мариус Мюрат, сын бедного торговца, смиренный слуга Божий и верный друг империи, наконец‑то переступил порог своей мечты. Когда кто‑то в первый раз поцеловал его перстень, по спине епископа пробежала дрожь наслаждения, и он смаковал это ощущение, чем‑то похожее на наслаждение от плотского соития. Позднее, в уединении своего дворца – своего дворца, от размеров и великолепия которого кружилась голова! – он позволил себе по‑настоящему улыбнуться. Теперь его власть распространялась на тридцать округов, сорок один приход и двести восемьдесят пять викариатов. Нынешняя должность принесла ему неслыханную роскошь. У него были личные покои и комнаты для приемов, где висели хрустальные люстры. У него был просторный двор с садом и фонтаном в центре. В оранжерее из кованого чугуна цвели и благоухали экзотические растения со всего мира. Мюрат наслаждался мягкостью бархатных подушек, теплом стеганых плащей и великолепием фиолетовых епископских одеяний. Кучера были готовы отвезти его в одной из восьми карет, куда пожелает. Повара готовили фазанов, подстреленных его собственными охотниками. Мюрата окружали легионы кюре и викариев, торопящихся выполнить его распоряжения. Ему более не требовалось скрывать сделки, проводимые от имени епархии, ибо епископ и был епархией, а епархия – епископом. Такое положение вещей великолепно отвечало замыслам Мариуса Мюрата.
Он пребывал в новой должности почти год, когда до его дворца дошли сведения о возвращении графа Анри де Вриса, который привез с собой из Африки языческую женщину. Епископ упрочил свою власть над многими сторонами жизни епархии, испытывая особый интерес к местной знати и их делам. Мюрат стремился распространить свое влияние и свой контроль на всех уровнях. Граф де Врис был человеком видным, хотя и не слишком религиозным и вдобавок ведущим себя независимо. Он владел обширными земельными угодьями, а его поместье являлось одним из крупнейших во Франции. Отец и дед графа были глубоко верующими и делали Церкви щедрые пожертвования. Они дарили землю и давали деньги на возведение школ и храмов. От Анри ждали того же. И вот теперь у него неожиданно появилась жена. Вполне естественно, что епископ заехал проведать графа, и столь же естественно и даже неизбежно, что сильная воля и независимое поведение туземной женщины по имени Серена вызвали епископский гнев.
В первый раз его рассердило ее отношение к вопросам совести и формальностям. Для епископа все это значило меньше, нежели ежедневное меню, но должность обязывала проявить внимание. В данном случае дело касалось крещения и перехода в католическую веру – необходимым требованиям, чтобы брак был освящен Церковью. Анри оказался здесь плохим помощником.
– Граф, она должна обратиться в христианство. А вы, разумеется, должны на этом настоять.
– Монсеньор, я и не подумаю настаивать. Это не тот случай, когда я стану принуждать. Серена – свободная женщина, принадлежащая к другой культуре.
– Это, граф, не мое личное желание. Это повеление Господа Бога, дабы таинство брака было освящено. Она язычница. Без крещения не может быть перехода в христианство. А без перехода она пропащая душа, и ваш брак не имеет благословения Церкви. В глазах Бога вы с ней окажетесь сожительствующими в грехе. На этот счет у вас не должно быть сомнений. Она обязана подчиниться.
– При любом ее выборе она будет моей женой. И принимать решение ей самой.
– А что станет с детьми? Вы готовы пожертвовать их душами ради женского выбора? Вы позволите ей обречь на проклятие души еще не рожденных?
– Монсеньор, ни о каких жертвах речь не идет. Когда появятся дети, это поможет ей принять решение.
– Граф де Врис, я нахожу ваш подход легкомысленным и неподобающим человеку вашего положения.
– Мое положение здесь ни при чем. Таково мое убеждение.
– Церковь этого не одобрит!
Анри вздохнул и пожал плечами:
– Разрешаю вам поговорить с Сереной. Никакого принуждения с моей стороны не будет. Если она не пожелает принять христианство, так тому и быть, монсеньор. В этом случае мы оформим наши отношения гражданским образом.
Судя по тону, решение графа было окончательным и недвусмысленным.
Епископ не желал отталкивать графа и принял его требования. Во Франции было время великой духовной независимости и такого же великого лицемерия. Многие отличались антирелигиозными воззрениями, но при этом не забывали обрядовую сторону. Они крестили детей, венчались в церкви и жаждали получить от священника соборование. Им требовалось нечто вроде духовного страхового полиса, дававшего традиционное утешение, но не накладывающего ограничения на их поведение. Этот вид сделок епископ отлично понимал и широко пользовался для собственного обогащения. Если граф желает сожительствовать с языческой женщиной, но при этом остается в лоне Церкви и жертвует деньги на церковные нужды, епископ не станет ему препятствовать. Но побеседовать с язычницей и попытаться убедить ее обратиться в христианство – пастырская обязанность епископа. Формальности должны быть соблюдены.
Первая встреча прошла неудачно. Едва увидев Мюрата, Серена сразу же невзлюбила епископа.
– Бог послал меня по вашу душу, – властным тоном заявил он и протянул руку, но Серена не стала целовать епископский перстень.
Она ясно понимала: его рот говорит одно, а глаза – совсем другое. Он произносил учтивые слова, однако смотрел на нее с пренебрежением. «Язычница!» – кричал его взгляд. Благочестивые речи не мешали епископу открыто пялиться на грудь Серены и ее фигуру.
Епископ произвел на нее отталкивающее впечатление, но она вытерпела его присутствие. Она ехала сюда, зная, что ей придется жить в обществе, в котором вращается Анри. Он сказал, что они могут отгородиться от мира стенами шато и прожить так год или даже два, пока она не почувствует себя увереннее. Тогда все общение с посторонними будет сведено к минимуму. Но затворничество противоречило ее натуре.
– Если я приехала сюда, то должна жить вместе с твоими соплеменниками, а не прятаться от них, – сказала она.
Она решила узнать традиции и обычаи Франции, что включало и общение со здешними марабутами. Серена нервничала, испытывала неуверенность, однако держала свои чувства при себе, исполненная решимости быть сильной. Улицы Парижа, его краски и звуки ошеломляли ее. Быстрота парижской жизни, бешеный ритм здешнего мира были так не похожи на неспешные ритмы пустыни. Париж поразил ее обилием света и блеском. Вот что значит настоящий город, хотя до сих пор она ничего не видела, кроме столицы Алжира. Теперь тот казался ей бледной тенью по сравнению с шумным Парижем, где сияли фонари, где танцевали канкан, а по улицам проносились кареты. Серене отчаянно хотелось порадовать Анри и поскорее войти в здешнюю жизнь, и первой настоящей проверкой для нее стал этот толстый напыщенный человек, от которого разило вином и который велел ей подчиниться, иначе она пожнет гнев Божий.
Она не испугалась ни епископа, ни его Бога и твердо решила: неприязнь к нему не должна мешать ей выслушивать его воззрения. И потому она терпела его присутствие и слушала. Подобно многим туарегам, Серена не была мусульманкой, и ее вера в Бога отличалась простотой. Если бы обратить ее в христианство попытался кто‑нибудь другой, а не этот епископ, возможно, попытка увенчалась бы успехом, поскольку ей хотелось, чтобы все обстояло как можно проще на трудном пути, избранном ею. Но издеваться над собой она не позволит. Серена никогда не была склонна к соглашательству и уступчивости и не собиралась менять свои принципы ради Мариуса Мюрата.