Империи песка
Это мой сын. Ее плоть и кровь. Ее малыш. Сегодня смерть приходила за ним и получила отказ. А ведь все могло бы закончиться трагедией. Она могла потерять сына или мужа. Даже сознавая, что сын жив и ему ничего не угрожает, она не могла избавиться от ужаса. Ужас застревал комком у нее в горле, вызывая желание кричать. Ужас колотил ей в грудь и наполнял глаза слезами. Ее эмоции были неуправляемыми и чисто плотскими. Серену разрывало между тошнотой и эйфорией. До чего же хрупка жизнь! Как неискушен и наивен ее мальчик! И как же ей повезло!
Это мой сын. Такой маленький, такой беспомощный и зависимый. В пустыне Серена часто видела смерть. Хрупкость человеческой жизни там ощущается острее. Кто‑то лишается отца, ставшего жертвой вероломства, кто‑то теряет мать, не справившуюся с болезнью. Чьи‑то братья и сестры гибнут от несчастных случаев и войн. Жизнь в пустыне не назовешь ни легкой, ни доброй. Смерть не являлась желанной гостьей, но и чужой не была. Она приходила, когда ей вздумается. Но чувство, испытываемое Сереной сейчас, было для нее новым, незнакомым и пугающим.
Это мой сын. Она носила его в своем чреве. Нянчила и смотрела, как он растет. В его синих глазах она видела Анри, в высоких скулах и улыбке – себя. Мусса часто смеялся, даруя радость ее сердцу. Она часами качала сына на качелях, освобождала карманы от камешков и помогала ловить насекомых для его коллекции. Она лечила ему разбитые коленки и содранные локти, следила, как он учится ходить и есть самостоятельно. Она учила его говорить на тамашеке, своем родном языке. Она пела ему колыбельные и утешала, когда другие дети осыпали его насмешками. Когда это случилось впервые, ему было всего пять. Серена и подумать не могла, что все начнется столь рано.
– Маман, а что такое полукровка?
Глаза сына были широко распахнуты от изумления и душевной боли. Естественно, никто из детей и понятия не имел о значении слова «полукровка»; они лишь повторяли услышанное от родителей. Но дети способны жестоко бить словами и переменчивы в своем отношении к сверстнику. То они весело играют с ним, а через несколько минут перестают замечать, и он чувствует себя брошенным и одиноким. Муссу оскорбили вдвойне, поскольку сверстник назвал его demi‑sang[1] – словом, применимым к лошадям, но никак не к людям. Другой мальчик срифмовал это слово и превратил в дразнилку, которую подхватили все дети, кроме Поля.
Мусса в слезах убежал.
Потом он сидел у Серены на коленях. Она гладила его по голове, подыскивая слова утешения и не находя таких слов. Она знала: детской дразнилкой это не кончится. Мусса еще не раз испытает уколы недовольства со стороны окружающих и боль за то, что он иной. С того самого дня, как Анри привез ее во Францию, Серена ежедневно ощущала это на себе. Люди глазели на нее, смеялись, перешептывались и показывали пальцем. Они насмехались над ее акцентом, трогали пряди ее длинных волос, словно она диковинное существо, выползшее из‑под скалы. Серена была сильной, сильнее их. Эта сила позволяла ей не сгибать спину и смотреть в глаза обидчикам. Сыну она могла сказать лишь то, что знала сама:
– Не обращай внимания на чужие слова. Тебя они не должны задевать. Ты должен быть сильным.
Но перед ней был пятилетний ребенок, еще многого не понимавший в жизни и потому безутешный в своем детском горе.
– Маман, я не хочу быть сильным! – горько всхлипывал он. – Я хочу быть таким, как они.
Это мой сын. Ее первенец, единственный ребенок. Рожденный в знатной семье, но жестоко униженный. И в самом деле, благородный полукровка. В Сахаре он бы считался принцем, поскольку у туарегов титулы передаются по материнской линии. Ее брат был аменокалем – вождем туарегов. В один прекрасный день и Мусса смог бы стать аменокалем, невзирая на французскую кровь, текущую в его жилах. И во Франции он когда‑нибудь станет графом и унаследует отцовский титул, невзирая на туарегскую кровь, текущую в его жилах. Серена закрыла глаза, попытавшись представить, какой будет жизнь ее сына. Она увидела тьму, хаос и боль. Там, где дело касалось крови, эмоции обладали особой глубиной.
Это мой сын. У него на шее висел амулет. Подарок аменокаля, кожаный мешочек, содержимое которого сохранялось в секрете. Там мог лежать стих из Корана, кусочек кости или бумажка с начертанными магическими квадратами. Узнав о сегодняшнем происшествии, аменокаль бы кивнул и сказал, что амулет ослабил атаку кабана. Серена не знала. Возможно, так оно и есть. Возможно, в амулете была заключена удача поколений ее предков, сила продвигать по жизни, исцелять и защищать. Благодаря амулету Мусса пережил детскую лихорадку, унесшую десятки детей его возраста. Сегодня этот мешочек сохранил ему жизнь при столкновении с кабаном. Врач хотел было снять амулет, чтобы не мешал накладывать на сломанную ключицу тугую повязку, охватывающую плечи и подмышки.
– Не надо трогать амулет, – положив руку поверх его руки, сказала она доктору Фоссу.
Серена не была ни религиозной, ни суеверной, а потому ее удивило, с каким напором она возразила врачу. Возможно, она поступила так, поскольку амулет был подарком аменокаля и напоминал ей о родине. А может, Мусса просто носил его с рождения, и мешочек стал неотделим от маленькой груди сына. Там он был на своем месте. Амулет успокаивал, вселял уверенность и ощущался ею чем‑то привычным. Быть может, сегодня он изменил ход событий. Серена вполне допускала такую мысль. И потому амулет никак нельзя снимать с шеи Муссы.
Это мой сын. В колеблющемся пламени свечи было видно, как он шевельнулся и застонал от боли. Серена прошептала ласковые слова, откинув ему волосы со лба… Шел час за часом. Свеча догорела, ночь сменилась рассветом. Наконец Серену сморил сон. Ей снилась пустыня.
Глава 2
Он упал к ней с неба.
Анри находился в арабской деревне Бу‑Саада и готовился к полету на воздушном шаре. Он намеревался воспользоваться ветрами, что дули на высоком плато, окаймленном цепью Атласских гор, которые тянулись вдоль побережья Северной Африки. Так он попадет в Марокко. Во всяком случае, Анри на это надеялся. Они с Гасконом неделями дожидались подходящих погодных условий, каждый день наблюдая за небом и не испытывая ничего, кроме разочарования. Ветра не было. Они терпеливо ждали, а пока следили, чтобы никто не растащил их припасы, проверяли инструменты – словом, делали все, чтобы оставаться в состоянии полной готовности. И хотя Анри рассчитывал, что полет продлится несколько дней, запасов провианта и воды в корзине воздушного шара хватило бы на две недели. Граф обладал авантюрным складом характера, но беспечным и легкомысленным не был.
[1] Полукровка (фр.).
