Каждый день декабря
– И, конечно, твоя зарплата. Это также необходимо учесть. Ты не сможешь перейти к следующему этапу, ходить по школам, встречаться с директорами и так далее, если будешь сорок часов в неделю заниматься чем‑то никак с этим не связанным, чтобы оплачивать счета.
– Все верно.
Я киваю. Он может не продолжать.
– Таким образом, речь идет о стартовом бюджете в размере семидесяти пяти тысяч, а затем будут текущие расходы.
– Когда ты так разложил все по полочкам…
– Верно, задача представляется более решаемой, мы знаем, к чему стремимся.
Серьезно?
– Ну, я собиралась сказать не это. Но спасибо, судя по всему, ты потратил немало времени на обдумывание. – Я встаю, испытывая сильное желание сменить тему. – Выпью‑ка я еще. Кому‑нибудь налить?
– Сядь, твою мать, назад, женщина. Он еще не закончил.
– А я уже закончила, разве не ясно? Труп можно не расчленять, он и так уже гниет.
– Господи, да сядь же ты! – Луиза, сидящая на диване, резко дергает меня за рукав, и я снова плюхаюсь на место.
– Я бы прислушался к подруге, – говорит Рори, поблескивая зелеными глазами.
– Я прислушивалась к ней в колледже, и что мне это дало? Пристрастие к травке и инфекцию, передающуюся половым путем.
– Я тебя помню в колледже, – усмехается Рори. – Так что Луиза тут ни при чем.
– Она была просто чума, – усмехается Луиза. – Я выбрала ее в крестные для дочери, потому что у нее самое доброе сердце, хотя привычки самые скверные. Белл – по‑настоящему хорошая. – Я бросаю на нее предостерегающий взгляд, дескать, умолкни. Она меня игнорирует. – Сердце и характер изменить не получится, а над привычками можно работать, и поскольку она взяла Маршу на руки, как только та появилась на свет, и принялась испускать феромоны любви и заботы, я сказала, что если она хочет быть в жизни моей дочери, то я должна доверять ей и не переживать о том, что к ней завалится очередной неподходящий дружок или на кухонном столе будет валяться пакетик с травкой. – Луиза переводит взгляд с Рори на меня, и мы смотрим друг на друга с той теплотой, которая рождается из многолетней дружбы.
– Да, и с тех пор у меня не было секса, – усмехаюсь я и очень по‑папиному развожу руками.
– Ну, ты и дрянь! Сама знаешь, что это неправда.
– Почти правда. Но с травкой я практически завязала и никогда не курю при Марше или когда вот‑вот с ней увижусь. И полностью завязала встречаться с лузерами, потому что вообще забила на отношения. В настоящее время и в обозримом будущем в моей жизни секса нет. Вся моя любовь принадлежит Лу и Марше.
– Рад за тебя, но, мне думается, эта идея тебе тоже полюбится. Я перехожу к сути. У меня есть клиент, можно сказать, друг, который охотно инвестирует в благотворительные образовательные инициативы. Он заинтересован в проектах, ориентированных на начальную школу и существующее там неравенство возможностей. Для тебя сумма в семьдесят пять тысяч может показаться огромной, а для него это капля в море, и, когда я ее озвучил, он даже глазом не моргнул. Он хочет встретиться с тобой и узнать, как ты собираешься реализовывать свой проект в школах, а также разрабатывать приложение. Подумай, как ты могла бы вписаться со своим Шекспиром в учебную программу младших классов, когда они проходят Тюдоров. Ты могла бы на ранних порах объяснить детям, что старых текстов не нужно бояться. Рассказать о ритме, каденции, рифме. Если это получится, он поможет тебе в средней школе и в колледжах. И, по счастливому стечению обстоятельств, он до завтрашнего вечера в Бристоле и предложил встретиться лично. Что скажешь?
А что тут скажешь? У меня нет слов.
Рори кладет руку поверх моей и тихо шепчет:
– Эй, «коль мы готовы духом, – все готово»[1].
Я не смею поднять глаза на Луизу.
Целомудрие дороже всяких богатств[2].
Шестое декабря
Белл
– В‑а‑а‑а‑а‑у‑у‑у!
Я приоткрываю глаз под вопль Марши, пронзающий воздух. Мы спим валетом в ее кровати. Эта традиция началась, когда мы впервые отмечали Синтерклаас – тогда ей было два, – и предполагаю, что через несколько лет она закончится. В самом деле, не станет же она настаивать на том, чтобы я спала с ней в одной кровати, когда перейдет в среднюю школу? А пока будем оттягиваться на полную катушку. И да, сейчас пять часов утра.
– Смотри, Белл!
Она с таким энтузиазмом машет огромной плиткой «Милки», что заезжает мне по голове.
Ох.
– Вот это размерчик, Маршуля‑лапуля!
– Я знаю. Она пре‑огромная. Даже в туфлю не влезла. Ей нужна не одна, не две, не три, не четыре, а шесть туфлей. Мне ее навсегда хватит.
– Думаешь?
– М‑м‑м‑м… держи, ш‑ш‑ш!
Она отламывает мне кусочек плитки и прикладывает палец к губам. Ей всего пять, а она уже знает, как сделать из меня сообщницу, чтобы я на нее не настучала. Луиза, конечно, потребует, чтобы дочь растянула шоколад до самого Рождества, а потому Марша, понятное дело, стремится схомячить как можно больше, пока мать не проснулась.
– У меня есть «Свинки Перси» и вот еще что… – Она показывает гелевые ручки. – И вот… – Это раскраска с персонажами Беатрис Поттер. Марша ее книжки обожает, да и кто способен устоять перед обаянием миссис Туфф? – Еще скакалка… – Я быстро уворачиваюсь, чтобы не прилетело по голове. – И огромный пакет оленьих каках!
[1] Шекспир У. Генрих V. Акт IV, сцена 3. Пер. Е. Бируковой.
[2] Шекспир У. Конец – делу венец. Акт III, сцена 5. Пер. М. Донского.
