Колдовской оберег

– Нет, Зоя, ты останешься! – решительно возразила она.

– Ну вот всегда так…– заныла Зоя. – Я корзинищу тяжелючую пёрла через весь лес, а ты шугаешь меня под ёлочку…

– Да пойми же, глупая, нельзя нам вдвоём. Ну как со мной что случится, хоть ты вернёшься к маменьке с папенькой.

– Что же это станется с тобой? – раздался за спинами сестрёнок старческий надтреснутый голос.

Обе обернулись в панике, вот только‑только одни на полянке были, ни шагов, ни шума не слышали, и на тебе! Появилась за спинами древняя старушенция с туеском полным ягод в высохшей морщинистой руке.

– Ко мне ли шли? – хмуро спросила она, глядя, как жмутся друг к дружке перепуганные девочки, как плещется страх в распахнутых глазёнках обеих.

– Вы Таисия? – дрожащим голосом уточнила Ася.

– А ты Василиса будешь? – усмехнулась старуха. – И Зоенька… Зачем пожаловали?

– Беда у нас…, – едва не теряя сознания от ужаса, промямлила Ася. – За подмогой мы… Пособите, окажите милость…

– Беда ли? Да такая, что самим не сдюжить? Ой ли… Да негоже в лесу разговаривать, ты, Василиса, в избу ступай, там о беде своей и поведаешь. А ты, Зоя, в сараюшку сходи, за избой она, там обожди. Да гостинец свой на крыльце оставь, пригодится.

Зоя вцепилась в Асю, не оторвать, та еле разжала ручонки, подтолкнула сестру к сараю.

– Обожди там, – шепнула она, – Да в избу не лезь, поняла?

Зоя кивнула, вот‑вот разревётся, и куда только пропала смелость безудержная…

Ветхая изба встретила нежданную гостью невыносимым печным жаром, натоплено было так, что у Аси голова закружилась, чтобы не упасть девочка прислонилась к стене. Старуха будто и не заметила состояния девочки, прошла к столу, поставила туесок, опустилась на лавку. Она с интересом разглядывала Василису, та, вжавшись в стену, молчала, не в силах и слова вымолвить.

Всё здесь казалось страшным: ветхая избушка посреди леса, крохотная горница, большую часть которой занимает печь, маленькие слепые оконца, грязные до такой степени, что с трудом и неохотно пропускают дневной свет, пыль, грязь, дурманящий запах от развешанных повсюду трав, а страшнее любого лиха хозяйка избушки– не потому, что старость не красит никого, веетот Таисии силой тёмной, неведомой. Тьма стоит за её спиной, и Ася никак не могла понять, от невыносимой ли жары померещилось, или зрение подводит. Моргнула, потрясла головой, но нет, тьма за спиной ведьмы никуда не далась.

– Да не мерещится тебе, девонька, – усмехнулась старуха, – Видишь то, что есть. Все дела мои тёмные, все грехи смертные. Зря пришла ко мне.

– Почему? – почти беззвучно прошептала Ася.

– Пособить могу, мамка твоя уже на третий день на ноги встанет, но плату я беру высокую. Готова ли?

Лишьна мгновение задумалась девочка, секундочку с ответом помедлила, но ответила. Громко и чётко, глядя в старческие водянистые глаза, прожигающие её едва ли не насквозь.

– Готова.

– И даже не спросишь, что мне от тебя понадобится?

– Спрошу. А вы ответите? – вопрос прозвучал смело, даже дерзко, поняв это, Василиса сжалась у стены, смотрела выжидающе и настороженно. Чего ожидать от ведьмы? Такая способна зажарить и съесть, до того страшна и безобразна.

Старуха медлила с ответом, сидела и, не таясь, разглядывалаотважную девочку. И то, чего девочка о себе ещё даже не знала, не ускользало от её пристального взгляда. А видела старуха в девочке силу наследную, что дремала в душе, пока никак не проявляя себя. В сущности, девочке не нужна была помощь ведьмы, чтобы избавить мать от недуга, хватило бы и собственных сил, но она даже не подозревает, на что способна. И её незнание старуха решила использовать в собственных целях.

Она понимала, что жизненный путь подходит к концу, сомневалась, дотянет ли до первого снега, а способности ведьмовские утрачены ещё раньше, но девочка… если тянуть из неё силы, годков пять ещё протянуть можно, и не всё ли равно, что станет с девочкой, одной душой загубленной больше, одной меньше, счёт открыт ох как давно… Уж больно не хотелось старухе навсегда покидать этот мир, хоть сколько протянуть– и то дело.

– Пойдёшь ко мне в услужение да в обучение, – изрекла, наконец, ведьма. – Стара я стала, с хозяйством всё труднее управляться, помощница мне нужна.

– Но…– в глазах девочки плескался неподдельный испуг.

– Что? Ты же на всё согласна была.

– Да, но я не ведала…– не смея поднять глаз, Василиса теребила поясок сарафана.

– За всё в этом мире платить приходится, всё свою цену имеет. А жизнь тем паче. Я от маменьки твоей смерть отведу, от немочи и следа не останется, а плата… Тебе решать, я не неволю. Ты можешь прямо сейчас взять сестрицу и домой уйти, я не задержу и зла во след желать не стану. Уходи прямо сейчас.

– Нет! – решилась Ася, выпустив из одеревеневших пальцев измочаленную кисточку пояса. – Пусть так. Согласна я.

– Уверена, девонька? Пути назад не будет.

– Коли нет другого способа, сойдёт и этот, – обречённо проговорила Ася.

Старуха кивнула.

– Тогда к столу иди, расскажу, что делать надо.

3

Девочка вот уже полтора часа стояла под окном дома и не решалась зайти. Ей казалось, да нет, она знала наверняка, что в доме произошла трагедия. Откуда пришло это знание, она и сама объяснить не могла, знала и всё тут. То ли запах у беды особый, то ли слух уловил неестественную и неживую тишину, но стояла девочка, никак решиться не могла к порогу шагнуть.

Она замёрзла, довольно тёплый весенний день сменился вечером, холодным и хмурым, и таким же одиноким, как этот вечер, казался родной дом. Девочке было невыносимо страшно, хотелось плакать, кричать, повернуть этот мир вспять, хотя бы на несколько часов вернуть время назад. Туда, где ещё не случилась трагедия, где на кухне мама с дочкой пекли тонюсенькие кружевные блинчики, смеялись, пачкая друг друга мукой, и не нависала безмолвной угрозой тень самой настоящей беды.

Не подойти к телефону, не снять трубку, отказаться, в конце концов, от предложения друга сыграть в новую «бродилку». Но нет…

– Мам…, – тянула девочка, когда всё ещё было хорошо, – Я добегу до Пашки, ему отец крутую игрушку купил, я хоть одним глазком взгляну…

– Ясенька, солнышко, – обняла дочь молодая женщина, поцеловала в темноволосую макушку, – Посидела бы дома, поздно уже.