Копье судьбы
– Что там хранится? То, что бесплатно вернули американцы? Гитлер, понимая опасность конца, приказал все артефакты, и особенно копье, вывезти и спрятать. Все из перепаханного бомбами Нюрнберга вывезли и спрятали. Все, кроме как раз главного сокровища – копья судьбы. Придумали целую операцию прикрытия, обозвали копье Лонгина «Копьем святого Маврикия», чтобы никто не догадался, так ведь бестолочи из СС перепутали и спрятали «Меч святого Маврикия», завернув в стекловату и медный футляр. А копье оставили в составе малозначащих экспонатов. Так оно и валялось, пока американцы не наткнулись. А вот уже в 1946‑м копье по приказу Эйзенхауэра вернули освобожденной Вене. Только вот что вернули‑то? С какой радости американцы отдадут такую реликвию? Конечно, копию вернули, что и подтвердили потом углеродный и спектральный анализы. Копье Лонгина, оказалось, изготовлено из металла не ранее VII века. Потому и лежит себе в музее, а с оригиналом американцы миром управляют.
Постучав в дверь, вошла помощница главного врача, принеся бумаги и счет. Артем со вздохом взглянул на цифры.
– Ничего, ничего, – одобрительно сказал доктор. – Эти коронки на века теперь. Ты помрешь, через тысячу лет откопают тебя потомки, удивятся высоким технологиям предков. В музее зубы выставят как артефакт.
Артем улыбнулся в ответ, сверкнув циркониевым раритетом.
– Делаем селфи? – предложил он и встал.
Адвокат и доктор, оба под центнер весом неплохо с возрастом сохранившихся тел, не помещались в кадр, так что пришлось расширить фокус камеры, отчего две стриженные под ежик головы забавно вытянулись.
Выйдя на укутанную темнотой вечера площадь, Артем поежился, застегнул верхние пуговицы своего всесезонного плаща и потуже затянул петлю шарфа. Берлин осенью – город не столько серый, сколько сырой. Серость гармонично раскрашивается палитрой огней широких витрин, за которыми радостные бюргеры отдыхают после рабочего дня за чашкой ароматного кофе или бокалом пива. А вот сырость, эту мелкодисперсную влагу, нечто среднее между туманом и дождем, никак не раскрасить, от нее можно только спрятаться. Что Артем и поспешил сделать, пристроившись с такими же беглецами от сырости у пешеходного перехода в ожидании зеленого человечка в шляпе. Артем часто путешествовал по Германии и даже коллекционировал фотографии немецких светофоров. В этой стране, в отличие от скучных общемировых изображений, еще с середины XX века началось соревнование: в каком городе зеленые и красные пешеходы на лампах лучше поднимут настроение? В Восточном Берлине тогда появился забавный Ампельманн в шляпе, так, что стал символом и, сойдя со светофора, разошелся на сувениры. В Эрфурте веселят ожидание на переходах нарисованные туристы с рюкзачками, мужички с зонтиками и дети с конфетами под мышкой. В Майнце сигнальщиком светофора стал гномик в очках, а в Дуйсбурге – рудокоп в шлеме и с горным фонарем. Артем представил себе, как бы выглядел адвокат, изображенный на светофоре у Дворца правосудия: возможно, некто в мантии или галстуке‑бабочке, но тут надо бы сильно напрячь фантазию, чтобы графика мантии не ассоциировалась с платьюшком, а адвокат в бабочке – с официантом или дирижером.
Шумная площадь бизнес‑центра «Сони», покрытая стеклянным парашютом, была, как обычно, усеяна народом, спасавшимся от въедливой мошкары дождя. Артем прошел наискосок к ресторану «Lindenbrau», на втором этаже которого договорился о встрече с коллегой, адвокатом из Страсбурга по имени Хачатур.
Артем знал, что Хач по‑армянски – крест, и по‑дружески называл Хачатура «крестоносцем», но тот расшифровывал свое имя «Дарованный крестом». Он происходил из знатного армянского рода, очень этим гордился и периодически присылал в чат Артему ссылки на важные для армян всего мира события, полагая, что об этом должны быть осведомлены все друзья, независимо от этнической принадлежности.
Вынырнув из сырого воздуха улицы, Артем погрузился в густую теплоту запаха свежесваренного в ресторане пива, сдобренного кислыми оттенками капусты. Он не любил эти заведения как раз из‑за запаха, но ради «Дарованного крестом» из Франции согласился на местную колоритную пивоварню.
Хачатур торжественно восседал за деревянным столом, в ожидании приятеля по‑армянски щедро украсив стол многочисленными закусками к пиву. Это был очень полный дядечка в свитере толстой вязки, отчего казался еще больше, с пышной копной седых волос и густой небритостью, скрывающей, по его мнению, полноту лица, перетекающего сразу куда‑то в свитер, минуя отсутствующую шею. Внешний облик добряка скрывал на самом деле матерого судебного волка уголовного права, специализирующегося на защите в Европейском суде по правам человека.
Мужчины обнялись, для чего Хачику пришлось долго выкарабкиваться из‑за стола.
– Да ты вс еще в хорошей спортивной форме, – подтрунил Артем над коллегой.
– Нервная работа плюс дешевая калорийная еда, – отшутился Хачатур, зарабатывающий не менее пятисот евро в час. – Оксана будет?
Артем при упоминании имени подруги второй раз за полчаса вздохнул, развел руки в стороны и покачал ими, словно крыльями самолета.
– Валькирия снова улетела? – посочувствовал Хачатур, знавший, как его друг характеризует свою даму. – Остается пьянствовать.
Через пару минут оба уже чокались пивными кружками с янтарной жидкостью и обменивались новостями с юридических фронтов. Артем с упоением говорил о семейном деле, что ему приходится вести, деля детей между спорящимся бывшими супругами; Хачатур же больше травил анекдотичные случаи из своей богатой судебной практики.
– Представляешь? Дело недавно рассмотрела большая судебная палата. Бельгийского мальчика избила полиция. Надавали ему пощечин прямо в участке, он себя неправильно повел с полицейскими. Судьи решили, что полиция могла применить к мальчику силу, но на улице. А в полицейском участке необязательно, он все равно задержан и никуда не денется.
– Сколько лет‑то мальчику? – спросил Артем.
– На момент происшествия или суда в Страсбурге? – лукаво улыбнулся Хачатур.
Артем пожал плечами, мол, говори уже!
– Когда по лицу получил, было пятнадцать. А в суде он уже сидел такой тридцатилетний пузатый отец двоих детей. Все не может простить такого унижения, судится.
Артем хмыкнул.
– За справедливое и скорое судопроизводство! – предложил он тост.
– Яволь! – согласился Хачатур.
Чокнулись.
– Кстати, – Хачатур облизнул пенную щетину над верхней губой. – Ты меня можешь выручить? Меня попросили прочесть лекцию об особенностях допроса свидетелей в иностранных юрисдикциях для университета в Ереване. Дорога, проживание за их счет, конечно, плюс небольшой гонорар. Но главное – обещают красивую экскурсию по стране. Я‑то как раз знаю, а вот тебе было бы полезно приобщиться к древней цивилизации, которой уже как четыре тысячи лет. У меня процесс в эти дни, никак не могу, хотя очень хочу на историческую Родину. Там, кстати, копье судьбы, или копье Лонгина, хранится в Эчмиадзинском монастыре. То, которым Иисуса на кресте добил римский легионер.
Артем не мог не удивиться упоминанию о копье уже второй раз за короткий вечер.
– Странно, я сегодня как раз думал об этом копье… Оно ведь в венском Хофбурге, нет?
Хачатур довольно улыбнулся и покачал головой:
