Коробка Кошмаров
И она в зеркальном коридоре стала другой. Ухоженной женщиной средних лет с твёрдым взглядом и ироничной улыбкой. В роскошно обставленной квартире, в дорогой машине, в самолёте. В кабинете врача, в операционной, больше напоминающей космический корабль, на больничной койке, на своей кровати, застеленной шёлковым бельём. Неподвижная, с вышколенной сиделкой. Женщина печально улыбнулась и с трудом приподняла идеальную тонкую бровь: а так? «И так не хочу!» Зеркало помутнело и погасло.
Она откинулась на стул, сжимая зеркальце в одеревеневших пальцах. «Что это было? Моя судьба? Такая жуткая? Как же так? Что меня ждёт? Что будет со мной?» Снова подняла зеркало, снова всмотрелась в коридор, ведущий в темноту.
Сначала он был пуст, потом по призрачным ступеням заметались тени. Размытые силуэты, чёрные крылья, наползающие из небытия горы… В тёмное окно ударил порыв ветра, стекло задрожало, но устояло. «Что будет со мной? Что будет со мной?» – не обращая ни на что внимания, твердила она, с трудом удерживая зеркало в дрожащих руках. И увидела. Она стояла на пепелище. Рядом суетились люди, выли сирены скорой помощи, мимо проносили тела в пакетах. «Нет!» Искажённое горем лицо пошло рябью и исчезло, уступив место другому, залитому слезами – лицу нищенки в лохмотьях. «Нет!» На смену ему пришло безвольное лицо сумасшедшей, запертой в комнате с решёткой на грязном окне. Следом – окровавленное, неподвижное, словно маска, лицо молодой мёртвой женщины… «Нет! Не хочу!!!»
Снова вместо зеркального коридора – невнятная муть. Свеча погасла, превратившись в бесформенную кучу воска. Она опустила зеркальце и зарыдала.
– Зря, – раздался тихий голос. Кто‑то тяжело вздохнул.
– Кто здесь? – она застыла, не отводя глаз от зеркала.
В комнате была полная темнота, даже городские огни в окне погасли. Однако зеркало не было тёмным. Из него бил холодный, мертвенный свет, заполняя собой всё вокруг. Стало зябко и одновременно душно. Лучи медленно двигались, постепенно закручиваясь спиралью. Наконец, сквозь них проступили очертания черепа. Большого, белого, гладкого, с зияющими глазницами и глумливой щелью рта. Она жалобно засипела, дернулась, хотела убежать, но всё тело сковал ужас.
– Ты слишком разборчива, – продолжал голос, – легко отказываешься от своей судьбы.
– Неужели любая моя судьба – несчастна? – прошептала она, – неужели моё будущее может быть только таким?
– Лучше спроси, каким было твоё прошлое, – прошелестело в ответ.
– Каким? – она удивилась. – Всё было хорошо…
У женщины, появившейся в зеркале в следующую секунду, действительно всё было хорошо. Просто замечательно. Вечернее платье по моде тридцатых годов, перо в причёске, новенький кабриолет. Та, что её сменила, восседала в резном кресле, больше напоминающем трон, держа веер в изящных, унизанных драгоценностями пальцах. Следом показалась дама, которая, блаженно прикрыв глаза, лежала на инкрустированном золотом и слоновой костью ложе, пока рабыни натирали гладкое ухоженное тело маслами.
– Это я?
Картины, скорее напоминающие исторический фильм, чем быль, поразили её даже больше, чем мрачные пророчества будущего.
– Ты, – подтвердили откуда‑то из глубины зеркала. – Чаша наполнилась.
– Какая чаша?
– Чаша твоего счастья.
– И теперь мне суждены лишь горести? – от гнева и ощущения несправедливости она разом перестала бояться. – Почему? Чем я заслужила такое?
– Чаша наполнилась, – бесстрастно повторил голос.
– Но я же говорила «нет»! Они спрашивали меня, и я не соглашалась! Теперь будущее, которое я видела, не наступит?
Неведомый собеседник промолчал, а она, замерев от страшной догадки, тихо продолжила:
– Но я же отказалась от всех вариантов…
По спине побежали мурашки, сердце будто сжали ледяными пальцами. Поздно. Ничего уже не поправить…
– Я и говорю – зря, – голос был еле слышен, но в нём явственно сквозила жалость.
Назавтра её здесь уже не было. Нигде не было. Никогда больше не было.
Евгения Блинчик
Победившая любовь
добро и зло схватились насмерть
но победила всех любовь,
стоит такая кровь стекает с зубов
© BredoeD
ресурс: https://vk.com/sandalporoshki
Всякий из них, ступая под сень их крыши, должен был почтительно преклонить колени. Те, перед кем преклонялись колени, пребывали не на тронах и даже не на тяжёлых креслах на витых ножках. Это была её любимая банкетка, на аталасной поверхности которой она, скорее раскладывала своё платье, нежели сидела сама. А он слегка присаживался на высокую боковину и, скрестив ноги, свысока взирал на трепещущую коленопреклонённую мелюзгу. Стоящие на коленях благоговейно прижимали руки к груди, с трепетом взирали снизу‑вверх на царственную пару. Потом, отпущенные равнодушными кивками двух украшенных диадемами голов, прибывшие, принимая ванны из парной крови или неспешно отведывая сочных, погружённых в транс, крестьянских девок, осторожно, шёпотом, выдыхали своё благоговение…
…глядя, как, над когда‑то светлой рощей, кружится стая нетопырей, местные жители близлежащей, давно не процветающей деревни, угрюмо собирались к церкви. С тех пор, как неразумная Катерина, проповедуя силу истинной любви, кинулась в некогда светлую рощу за бравым, но холодным, как замёрзшая река, Андреем, у деревни настали плохие времена. Андрей этот надменный был человек, нехороший, даже злой, хоть и улыбался всем и на словах ласковый был. Но такая, видно, судьба выпала несчастной Катерине, что бросилась она за ним следом, думая, что настоящая любовь всё исправит. Там, в этой роще, он её и укусил. Говорят, просто от раздражения, потому что злила она его своими причитаниями, упрёками, признаниями и ласками.
