Лабиринты сознания в поисках панацеи

Лидия Аркадьевна положила перед ней первую папку и села рядом. Некоторые бумаги пожелтели от времени и содержали записи, сделанные от руки, другие выглядели свежеотпечатанными, на них колонками размещались какие‑то бесконечные ряды цифр, похожие на двоичный код. Вероятно, это и был результат трудов Куденко по реверс‑инжинирингу внутренней программы распределения препаратов в онкоцентре. Но как его использовать? В этой области компетенции Аделины были явно недостаточными. Поэтому она обратила свое внимание на те материалы, которые были представлены в понятной ей семантической форме.

Она увидела истории болезни нескольких пациентов, которые содержали данные о проведенных диагностических исследованиях, а также схемы лечения назначенными им препаратами. Ни один из этих пациентов, согласно заметкам, сделанным карандашом, не получил нужного препарата по причине констатации смерти мозга вскоре после перевода в отделение реанимации. И у всех был проведен забор жизнеспособных органов. Это показалось Аделине странным, ведь у быстропрогрессирующих пациентов запрещено брать органы для последующей трансплантации, они могут провоцировать развитие аналогичной формы рака у реципиента. Единственным объяснением могло быть реальное отсутствие у них заболевания, но тогда бы пришлось предположить фиктивность медицинских заключений. Вершинина показала девушке еще одну папку, которая была гораздо толще, чем первая.

– Здесь более краткая информация о тех пациентах, которые также не получили нужных им препаратов и умерли. Эти данные мы с Евгением собирали в течение трех лет. И на этой основе мы смогли понять, что «сбои» в работе Алгоритма Распределения Лекарств носят не случайный, а заранее заданный, или даже системный характер.

Аделина увидела среди вороха бумаг совсем свежую историю болезни Гурского и нахмурилась. Если другие пациенты ей были неизвестны, то его она еще успела застать в живых, поэтому сомневаться в данных не приходилось.

– В первой папке тоже недавно могло быть пополнение, но Евгений успел снять с себя метку смерти.

– Метку смерти? – Аделина испуганно захлопала глазами, подумав об амулете в виде перевернутого креста, который оказался ключом. – Речь идет об этом?

Вершинина осмотрела протянутый ей амулет и молча кивнула. Она развернула перед девушкой скомканный пожелтевший лист с изображением шести похожих символов и подписями на латинском языке.

Со стороны это напоминало средневековые мистические знаки, которыми алхимики обозначали планеты и химические элементы. Они тоже всю свою жизнь пытались найти панацею или философский камень, чтобы стать бессмертными и невероятно богатыми. А может, они, как и Аделина, просто хотели изменить этот мир к лучшему?

Лидия Аркадьевна продолжила свои пояснения:

– Те пациенты, чьи истории лежат в первой папке, в прошлом были сотрудниками разных обеспечивающих подразделений онкоцентра, которым стало что‑то известно о корректировках Алгоритма Распределения Лекарств. Каждый из них незадолго до своей смерти получил необычный оберег‑амулет. Они носили эти амулеты, не понимая их смысла, как обычное украшение. Но именно эти пациенты погибали быстрее остальных при нормальных результатах предварительных профилактических исследований. То есть мы можем предположить, что они были полностью здоровыми на момент госпитализации. Это подтверждает и тот факт, что у всех них были изъяты органы. Но после каких‑то особых инъекций они превращались в изможденных, полусумасшедших стариков, так что ни у кого из их родственников не оставалось сомнений в факте наличия у них быстропрогрессирующего заболевания. Поэтому, даже когда они пытались кому‑то что‑то рассказать, их попросту не слушали, списывая все на психогенное влияние основного заболевания. А потом к ним и вовсе переставали кого‑либо пускать. Поэтому то, как они на самом деле умерли, осталось тайной. Здесь есть серия изображений… Их портреты до госпитализации и после, а также фотографии странных отметок на теле, обнаруженных при посмертном осмотре.

Все это выглядело довольно жутко, отчасти даже похоже на ритуальные убийства. «Неужели древний культ Великого Хаоса продолжает существовать и в наше время? И среди кого… среди врачей лучшего в регионе медицинского центра! Невероятно», – подумала Аделина, всматриваясь в багровые отметки на телах пациентов, будто бы от каленого металла. Возможно, эти следы были нанесены самими амулетами. Но зачем?

– Зачем кому‑то было нужно оставлять эти отметки на телах пациентов? Это часть какого‑то ритуального культа?

– Сложно сказать, было ли это частью культа. Скорее, эти отметки им ставили еще при жизни. Ведь они могли избавиться от железного амулета, но не могли избавиться от этого клейма. Так что при любой последующей госпитализации их легко можно было идентифицировать по этим отметкам. Лично мне во всей этой истории видится больше криминала, чем оккультизма. Я полагаю, что все эти смерти были связаны с попыткой скрыть какую‑то важную информацию. Но не исключаю и того, что наши распорядители относятся к какой‑то опасной секте.

Действительно, мало кому захотелось бы искать правду при столкновении с такими откровенно пугающими историями, ведь страх молниеносно уничтожает любопытство. Но этот отвлекающий маневр не действовал на Аделину. Столкнувшись с чем‑то пугающим, ей, как ученому, во что бы то ни стало хотелось найти рациональное объяснение. Так и в этот раз она постаралась трансформировать рефлекторно возникший страх в интерес к проблеме.

– А многие ли сотрудники знают о том, что, соприкоснувшись с некоторой… эмм… нежелательной информацией, они рискуют быть заклейменными в прямом и переносном смысле?

– Подробности этой истории знают немногие, но всем производителям общественных благ известно, что они должны выполнять свои текущие задачи и не интересоваться исполнением задач другими сотрудниками, в особенности – сотрудниками более высокого уровня трудовой иерархии, и уж тем более – распорядителями. Каждый, преступивший закон информационной обособленности, может быть признан нарушителем социального порядка, а меры наказания таких нарушителей ты знаешь.

Ни один исполнитель общенациональных поручений не хотел нарушать установленный социальный порядок во избежание поистине суровых наказаний – временного или постоянного лишения статуса высшей категории общественной полезности, принудительных работ или отправки в передовой батальон на фронт. Любой из этих вариантов наказаний мог в скором времени привести нарушителя и даже его близких родственников к смерти.

Люди были приучены к соблюдению общественного порядка и считали эту систему наказаний справедливой, равно как и систему весьма скромного поощрения их самоотверженного труда. Поощрение и не должно было быть большим, ведь они гордились уже тем, что живут в самой лучшей стране, которая, единственная во всем мире, смогла помочь своим гражданам выжить в ядерной катастрофе полвека назад и теперь позволяет им отдавать свой долг отечеству посредством общественно полезного труда. Никто не чувствовал себя лишним или бесполезным. И никого не интересовало, как идут дела у других граждан. Хотя не исключено, что в действительности они все же испытывали некоторое любопытство, но оно было подавлено страхом. А зачастую страх лишь заставляет быстрее бежать к тому, что его вызывает, и люди массово бежали к своей смерти, оставив надежду на получение исцеляющих их болезни лекарств. Многие даже не пытались отстаивать свои права, потому что им казалось проще сдаться.

Но Аделина была не такой, она была прирожденным борцом за свои права и общественные ценности. И она была готова бороться даже с собственной танатофобией, если это может помочь пациентам.

– Я понимаю риск, на который иду, включаясь в это расследование, но я готова рискнуть. Как я могу преодолеть в себе страх смерти?