Лабиринты сознания в поисках панацеи

 

Все это было очень любопытно, но на персональный распределитель Аделины поступило уже несколько текущих задач дня, так что она вернулась на свое рабочее место. К счастью, со своими задачами она справлялась легко, ведь они практически не отличались от задач, выполняемых ею ранее в общенациональной аптеке. Некоторые сложности были только с распределением поступающих препаратов по отделениям: в этом наблюдалась некоторая неразбериха, потому что заведующие постоянно перебрасывали препараты из отделения в отделение, пытаясь расходовать их максимально экономно.

Аделина решила, что ей не особо хочется обедать в компании Максимовой и двух молоденьких девушек, сборщиц заказов отделений, поэтому она спустилась в общий кафетерий на первом этаже. Выбор блюд, как и везде, был невелик, но порции были куда больше, чем в обычном городском кафе. Практически все столики были заняты. Выбирая себе свободное место, Аделина заметила Диану Рудольфовну и решительно направилась к ней, чтобы больше узнать о том, какие именно права пациентов она отстаивает и часто ли они здесь нарушаются.

– Здесь свободно? – спросила Аделина с дружелюбной улыбкой.

– Садись. Ты фармацевт в местной аптеке?

– Провизор. Меня зовут Аделина, я здесь совсем недавно, до этого работала в общенациональной аптеке и в университете на кафедре, но там мои научные идеи руководство не особо поддерживало. Надеюсь, здесь получится сделать больше для обеспечения равных прав пациентов на лекарства.

Диана пила настолько крепкий черный кофе, что он казался темнее, чем история с пациентом Гурским. Со стороны казалось, что душа ее такая же черная, и Диана всячески поддерживала у окружающих это ощущение, поэтому и Аделину она решила не щадить.

– Равные права? Ровнее, чем выравнивает Великая Справедливость? И ты всерьез думаешь, что тебя кто‑то поддержит? Да они тут все сгнили насквозь от коррупции, кроме денег их ничего не интересует. Какой им профит от твоего проекта?

– Разве коррупция не была полностью уничтожена после третьей социальной революции? Повсюду внедрены системы слежения. Мне кажется, система контроля лекарств сделала почти невозможным какие‑либо махинации.

– А я и не говорю, что они занимаются сбытом поддельных лекарств. Все можно сделать куда изящнее. Вот умер у тебя пациент этот, Гурский. Он был заслуженным человеком, и под его нужды можно было легко и быстро закупить «укол жизни». Но мертвому ведь это лекарство не нужно, верно? А денежки уже под его закупку выделены, препарат пришел. Ты думаешь, его отправят обратно? Ничего подобного. У них уже есть на очереди «свой» пациент, который этот препарат и получит. А Гурскому напишут – запущенный случай, быстропрогрессирующее течение, индивидуальная непереносимость… Простите, мы сделали все возможное, уничтожьте труп.

– Но ведь должна быть еще независимая экспертиза, контроль случая делегатами Созвездия Героев…

– Это, если кто‑то из родственников подает иск.

– Но его жена как раз и подала жалобу, как я поняла из вашего разговора с Артемом Сергеевичем.

– Подала, да забрала обратно. Ерофеев ее хорошо обработал.

– Как же ему это удалось? Ведь на кону была ее пенсия как вдовы героя.

– А она ее получит. За добровольное согласие на изъятие органов ее мужа в момент констатации смерти его мозга. Все оформлено так, будто он сам принял решение об их пожертвовании, как только узнал о своем диагнозе. Своего рода эвтаназия, она же разрешена у нас со времен второй социальной революции. Это и обеспечит сохранение за его женой высшей категории после его смерти. Пенсия, правда, будет меньше, чем она могла бы быть в случае доказанной врачебной ошибки, но зато гарантированной. Ведь если вину врачей доказать не удастся, то ее лишат всех льгот.

Аделина слушала и не могла понять, в чем подвох. Ни одно правило Политики регулирования жизней не было нарушено, но во всей этой махинации явно прослеживалось что‑то ужасное, что‑то невозможное, что‑то такое…, что обесценивало Великую Справедливость и подрывало веру в случайность работы Алгоритма Распределения Лекарств. Что, если Гурский мог поправиться после инфузии Клеоксимаба? Что, если он вообще не был болен? Или же его случай был действительно запущенным, и врачи каким‑то образом изначально знали, что препарат ему не поможет, поэтому пошли на более гуманные меры?

– Ищешь оправдания для наших распорядителей? Это еще что, этот случай достаточно прост и прозрачен, можно даже сказать, банален. Небольшие манипуляции с перераспределением препаратов от умирающих пациентов или забором у них жизнеспособных органов вполне легальны. Настоящие проблемы – куда страшнее. Все знают о черном рынке оружия, наркотиков и поддельных лекарств, это преследуется законом. А слышала ли ты о «сером» рынке?

– Ты о перепродаже препаратов, закупленных на общенациональные деньги?

– О, выходит, ты это знаешь, но делаешь вид, что тебя это не касается. Это же происходит через больничные аптеки, несмотря на все ваши «системы слежения». Не для этого ли ты пришла сюда работать?

Смешанные чувства стыда, злости и страха охватили встревоженную Аделину, и она с трудом продолжила этот неприятный разговор.