Леди-служанка

Чтобы занять руки, Уолрейфен снова открыл карманные часы и невидящим взглядом уставился на циферблат, размышляя, действительно ли эта женщина – такая хрупкая на вид – была любовницей его дяди. Но почему его это волнует? Ему‑то какая разница…

– Будут ли еще какие‑то распоряжения, милорд? – теряя терпение, спросила Обри.

– Да, – почему‑то кивнул Джайлз. – Пока здесь находится леди Делакорт, вы будете выполнять все ее распоряжения по дому и относиться к ней как к хозяйке. Я не хочу, чтобы ко мне обращались по поводу распорядка дня, меню, размещения гостей, их встречи и проводам. У меня полно более важных дел.

– Да, милорд.

– И разместите леди в ее прежних апартаментах.

– В хозяйских вы имеете в виду? – уточнила Обри.

– Да.

– Багаж уже отнесли наверх. – Она быстро прошла через комнату и потянула шнур звонка.

– Так перенесите его немедленно.

– Да, сейчас позвоню Бетси.

– Отлично. – Он махнул рукой, отпуская ее, но Обри, одарив его насмешливым взглядом, спросила:

– Какие комнаты займете вы?

– Мне все равно. Главное – рядом с Огилви, моим секретарем.

– Ваши старые покои в северном крыле подойдут?

– Нет, – отрицательно покачал головой Уолрейфен, – я не люблю ту часть дома. А кроме того, там в гардеробной дохлые жабы, если я правильно понял.

Ему показалось, что губы миссис Монтфорд тронула легкая усмешка.

– Тогда китайскую спальню? Она здесь недалеко.

– Отлично.

Как раз в этот момент робко заглянула в комнату Бетси, и Обри, повернувшись к двери, сказала:

– Передайте лакеям, чтобы перенесли вещи лорда и леди Делакорт в хозяйские апартаменты, а его сиятельство пожелал занять китайскую спальню.

– Да, мадам, – кивнула служанка, сбитая с толку.

– А когда закончите, – продолжила Обри, – приготовьте отвар из лабазника и мяты для его сиятельства. Вы не забыли, как это делается?

– Нет, мадам.

Бетси поспешила уйти, а Уолрейфен воскликнул:

– Отвар! Но зачем?

– У вас болит голова, – раздражающе чопорно заявила миссис Монтфорд. – И, мне кажется, вы хромаете на левую ногу.

– Со мной все в порядке, – проворчал Уолрейфен. – И, разумеется, мне не нужны никакие припарки и травяные отвары.

– О, мне это даже в голову не приходило. Но в лабазнике много салицилата.

Сколько было самоуверенности в этом заявлении! Его буквально взбесило, что она права в отношении его ноги и головной боли.

– Салицилат? Это что такое? Никогда не слышал.

– Это вещество, которое очень хорошо помогает при ревматизме, снимает воспаление, – пояснила Обри.

– О господи, мадам! У меня нет ревматизма!

– Разумеется, нет, милорд, но… это пока.

Уолрейфен понял, что она над ним издевается, и ему это не понравилось.

– Миссис Монтфорд, – сказал он сухо, – давайте вернемся к текущим делам. Где положили моего дядю?

– В утренней гостиной. Вы что‑то имеете против? Может, хотите, чтобы и его немедленно перенесли?

– Прошу прощения?

– Вы, очевидно, ужасно недовольны расположением вещей в этом доме, – заметила она спокойно. – И, если вы хотите, чтобы майора Лоримера перенесли в другое место, я прослежу и за этим тоже.

– Нет‑нет, – ответил Джайлз, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшей на него волной горя. Он не хотел, чтобы дядю куда‑то переносили; он хотел, чтобы тот был жив и здоров, чтобы ворчал и ругался, пил свое бренди. Но ничего этого уже никогда не будет, и никто ему не может помочь. – Утренняя гостиная достаточно просторная. Много народу приходило проститься с майором?

– Половина Сомерсета, а кое‑кто даже дважды.

«Да, и большинство из любопытства, а вовсе не из горечи утраты», – подумал Джайлз. Похоже, экономка была того же мнения: он почувствовал это по легкому скептицизму в ее голосе. Он опять посмотрел на нее, на этот раз откровенно разглядывая лицо. Совершенно не представляя, что еще можно сказать этой женщине, он, должно быть, слишком долго молчал, и миссис Монтфорд тихо кашлянула, привлекая к себе внимание:

– Это все распоряжения, ваша светлость?

– Да, миссис Монтфорд, но есть вопрос: сколько вам лет?

– Уже тридцать, милорд, – без тени кокетства ответила экономка, и Джайлз усмехнулся, уверенный, что она солгала. Впрочем, какое ему до этого дело? Главное – чтобы выполняла свою работу.

– Спасибо, миссис Монтфорд, – сказал он резче, чем хотелось. – Можете идти.

– Благодарю вас, милорд, – отозвалась она сухо.

– И еще, миссис Монтфорд…

Обернувшись, она посмотрела на Уолрейфена, но ничего не сказала.

– Все мы сейчас напряжены, поэтому я готов закрыть глаза на заносчивый тон, которым вы позволили себе говорить со мной. Но на будущее прошу учесть: я не потерплю дерзости от своих служащих. Ясно?

– Абсолютно, сэр. – Ее лицо снова превратилось в непроницаемую маску.

Внезапно Уолрейфен почувствовал жуткую усталость, и ему захотелось остаться одному. Миссис Монтфорд была слишком проницательна и много видела своими сердитыми зелеными глазами. Он не мог оголять перед ней душу. Разумеется, самым простым решением было бы просто уволить эту женщину, но Кардоу нуждался в ней, особенно сейчас. Господи, какой тугой петлей оказался семейный долг! Неудивительно, что даже толпы лондонских радикалов теперь не пугали его так, как жизнь в Кардоу.

– Можете идти, миссис Монтфорд, – после долгого молчания сказал наконец граф.

Уолрейфен заметил, как его секретарь, не открывавший рта в присутствии миссис Монтфорд, проводил ее любопытным взглядом.

– Огилви, не позже чем через час устройте мне встречу с врачом дяди, а завтра с утра – с приходским священником.

– А как насчет местного мирового судьи, сэр?

– Хиггинса? С ним я тоже хотел бы увидеться.