Леди-служанка

– Прошлой весной газеты писали о каком‑то скандале… Или это было год назад? «Знакомое имя», – помню, подумал я. Ведь не такой же я пропойца, чтобы это забыть. Значит, миссис Монтфорд? Могу поставить десять гиней, что это тоже ложь.

– Прошу вас, сэр, не спрашивайте меня больше ни о чем!

– О, не буду! – успокоил ее майор. – Ничего не хочу знать ни о вас, ни о тех обстоятельствах, которые привели вас сюда: просто выполню свой долг перед вашим отцом. Вы меня поняли?

– Да, сэр.

– Девушке вашего происхождения не подобает быть служанкой, – глядя на огонь, заметил майор.

– Но почему? Работа как работа. К тому же у меня есть опыт управления большим хозяйством.

– Меня ничуть не волнует, умеете ли вы отличить каток для белья от бутылки! – фыркнул майор. – Я бы уволил почти всех слуг, если бы Джайлз позволил. Зачем столько бездельников? А теперь мне придется возиться еще и с вами!

Обри промолчала, и майор, тихо выругавшись, неуклюже поставил бутылку, вытер рот рукавом рубашки и заявил:

– Ладно, теперь, детка, давайте договоримся. Я хочу, чтобы мое виски было всегда холодным, а вода в ванне горячей, чтобы чай мне подавали в четыре часа, а обед – в шесть. Здесь. На подносе.

– Да, сэр, – с облегчением выдохнула Обри.

– И я не желаю ни видеть, ни слышать ни вас, ни кого бы то ни было, если только того не требуют срочные дела или французы не входят в залив. Не спрашивайте у меня, как управлять этим домом, а также имением в целом: я не имею ни малейшего представления об этом.

– Да, сэр, – кивнула Обри.

– Я не завтракаю, – глубоко вздохнув, продолжил Лоример, – и не принимаю посетителей. Почту вскрывайте сами, и если это счет, оплатите его; если речь идет о делах имения, обсудите их с Джайлзом; если это что‑то еще – сожгите. Если я возвращаюсь из деревни с проституткой – это мое дело, если напьюсь до бесчувствия и обгажусь – тоже, если захочу раздеться донага и с голой задницей бегать по парапету – никто не смеет мне препятствовать. Что это будет, миссис Монтфорд?

– В‑ваше дело, сэр?

– Вы чертовски сметливы. А если это кому‑то не нравится, то что? Он может отправляться ко всем чертям. Вы все поняли, миссис Монтфорд? И все еще хотите работать здесь?

– Да, сэр.

– И еще одно, миссис Монтфорд, – саркастически усмехнулся Лоример. – Я ненавижу детей, так что этот ваш сопливый щенок не должен попадаться мне на глаза, поняли? Если мальчишка приблизится ко мне, то, клянусь богом, научу его самым гадким ругательствам.

– Да, сэр, – пролепетала в очередной раз Обри, чувствуя, что ноги отказываются ей служить. – Обещаю, что буду держать его в стороне от вас. Что‑нибудь еще?

– Да! – хрипло расхохотался майор. – Вы должны знать, что через два дня вся проклятая деревня будет шептаться, что вы очередной мой лакомый кусочек из Лондона. Так говорят всякий раз, когда сюда нанимается хорошенькая женщина.

Обри почувствовала приступ тошноты, а Лоример прогремел, опрокидывая в себя полный стакан виски:

– Вот так! Теперь у вас есть великолепная работа, миссис Монтфорд, которая наверняка доставит вам много радости.

– Б‑благодарю вас, сэр.

Майор Лоример икнул, и Обри, неловко присев в реверансе, поспешила уйти.

 

Глава 1

 

 

Сентябрь 1829 года

 

Стоял чудесный осенний день, и все окна магазинов и домов Мейфэра были распахнуты настежь. Служанки по всей Хилл‑стрит, пользуясь случаем, мели и чистили парадные лестницы, пока еще пригревало солнце; кучера проезжавших экипажей охотно снимали шляпы, а вдоль тротуаров выстроилось с полдюжины лакеев, вышедших подышать свежим воздухом, пока не было никаких поручений.

Библиотека графа Уолрейфена, расположенная в углу здания на третьем этаже, великолепно подходила для того, чтобы наслаждаться погожим днем. Все четыре оконные рамы были подняты, за спиной графа раздавалось воркование голубей, чистивших перышки, но, в отличие от прислуги, Уолрейфен не испытывал никакого удовольствия – он вообще редко бывал доволен, – и поэтому, бросив письмо, которое читал, на стол, сердито взглянул через комнату на своего секретаря и приказал:

– Огилви! Да прогоните же наконец голубей с этого подоконника!

Секретарь побледнел, но все же быстро поднялся из‑за письменного стола с линейкой в руке, бросился к окну и принялся махать руками, причитая:

– Кыш, кыш! Пошли отсюда, чертенята!

Коротко поклонившись, он снова занялся своей работой, а Уолрейфен, почувствовав вдруг себя идиотом, тихо кашлянул. Возможно, молодой Огилви еще и не был опытным служащим, но разве обязан он гонять голубей? Уолрейфен уже собрался было извиниться, но в этот момент порывом ветра распахнуло папку у него на столе, и корреспонденция за последние два года разлетелась по комнате – этакое торнадо из листов писчей бумаги. Граф громко выругался, и пока они вдвоем собирали бумаги, проворчал:

– Огилви, разве недостаточно того, что эта женщина досаждает каждую неделю своими разглагольствованиями мне? Похоже, теперь, послания миссис Монтфорд читает еще и дьявол.

Но, слава богу, ветер утих, и Огилви, постучав стопкой бумаг о стол, чтобы выровнять ее, протянул папку Уолрейфену:

– Ничего не пропало, сэр. Все здесь.

– Этого я и боялся, – криво усмехнулся граф.

Секретарь с улыбкой вернулся к своей работе, а Уолрейфен открыл папку и стал перечитывать лежавшее сверху письмо.

 

«Замок Кардоу,

21 сентября