Лунные Звёзды

Она замотала головой и часто заморгала.

– Ты напуган. Это понятно. Но должен быть другой выход. Надо…

Лёня дёрнул Сашу на себя, останавливая её словесный поток.

– Лекса, мне ко‑нец.

– Нет! – убеждённо воскликнула она и уже сама стиснула пальцы Лёни. – Что бы ты ни натворил и куда бы ни ввязался, мы придумаем что‑нибудь. Нельзя же так…

– Только предкам моим не говори. – Лёня решил пока не продавливать дальше. – Старикам – тем более. И не вздумай звонить в полицию. Иначе и тебя прикопают.

– Конечно, – Саша обеспокоенно улыбнулась племяннику в попытке приободрить его, только вышло слишком натянуто и неестественно. – Мы сами с тобой со всем разберёмся.

Не представляя, что предпринять и как быть, Александра взялась за ложку да так и застыла над тарелкой. Она очень разволновалась и не заметила, с каким здоровым аппетитом Лёня принялся за суп, словно не он сидел минуту назад потерянным и расстроенным.

 

Глава 3

 

Впихнув в себя пару‑тройку ложек остывшей жижки, Саша встала, взяла тарелку и ушла вылить в унитаз недоеденный суп. Лёня собирал хлебным мякишем остатки по тарелке, когда она вернулась в кухню. Молча налила им обоим по большой кружке запашистого чая, придвинула вазочку с конфетами и козинаками и обхватила обеими ладонями горячие бока чашки.

– Лёнь, – нарушила затянувшуюся тишину Александра.

Племянник понурил голову и взглянул на неё исподлобья.

– Расскажи нормально, что случилось.

Парень уставился в кружку.

– Сказал же, ни к чему тебе знать подробности, – огрызнулся, но спохватился и снова посмотрел на Сашу, добавив более мирно: – Правда, Лекс, просто поверь мне. Паршиво всё, иначе я бы ни за что не стал тебя впутывать.

Она напряжённо всматривалась в лицо племянника, забыв про чай.

– Ты несовершеннолетний. Что там за люди такие, чтобы требовать подобное от школьника?

– В каком мире ты живёшь, Лекса? – хохотнул Лёня. – Школьники чего только не творят.

Он резко поднялся, толкнув стол. Саша отдёрнула руки, едва не обжёгшись кипятком.

– Ладно, забудь, – бросил Леонид, выходя из кухни. – Сам разберусь. Спасибо за ужин!

Сильно хлопнула дверь в его комнату, отрезая любые попытки продолжить разговор. Саша несколько раз глубоко вдохнула‑выдохнула и занялась уборкой.

Первый шок миновал. Вытирая разлитый чай и крошки со столешницы, она старалась приглушить эмоции и подумать.

«Лёнька ещё сопляк и вообще не того полёта птица, чтобы устроить нечто серьёзное и непоправимое, – говорила самой себе, составляя посуду в раковину. – Если перешёл дорогу по‑настоящему серьёзному человеку, то тому нет смысла мараться о мелочь. Достаточно припугнуть, чтобы больше не повадно было. Нужно поговорить и выяснить, что произошло, и выслушать вторую сторону конфликта, а уже потом решать, что делать, чтобы исправить ситуацию».

Она вытерла руки и встряхнула влажное полотенце.

«Так ли хорошо я вообще знаю собственного племяша? – пробился вопрос, который она всё пыталась отогнать. – Он нервничает и явно боится. Возможно, причина паники кроется в какой‑то реальной опасности, раз без вступлений вывалил на меня такую дичь. Скорее всего, связался с плохой компанией ровесников или чуть постарше, которые возомнили себя пупами земли. Они на самом деле могут покалечить, стремясь доказать свою крутизну и значимость. Да и на слабо взять в этом возрасте легко».

Пришли родители. Лёня никуда не собирался, закрывшись у себя. Саша отвлеклась, отложив размышления на ночь. Она заново накрывала на стол, односложно отвечала на жалобы матери на нудную коллегу и переменчивую погоду, а та параллельно отпускала замечания, который нож острее и сколько кусочков хлеба нарезать, чтобы не превратить лишние в сухари раньше времени. Александра воспринимала большинство материнских фраз как белый шум и занимала себя привычными действиями, которые всегда возвращали ей чувство относительного равновесия. Невпопад, вдруг вспомнив, указала на подоконник и перебила маму на полуслове:

– Баба Света передала фиалки.

– Саша, – мама поймала руку дочери, которая подкладывала уже третью салфетку рядом с тарелкой отца. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нормально, мам, – ответила Саша, но тут же ухватилась за удобный предлог, чтобы удалиться в свою комнату: – Просто устала.

Мать укоризненно на неё посмотрела и покачала головой.

– Я тебе давно говорю заканчивать со всей этой беготнёй по чужому зверью.

Саша пожала мамину ладонь, как бы предупреждая, что не нужно сейчас поднимать эту тему, быстро пожелала приятного аппетита и выскользнула из кухни.

Неприятное предчувствие грызло изнутри. Внятного объяснения ему не находилось, но оно тянуло в боку, шумело в голове и давило в груди. Саша прошлась от двери к окну и обратно. Вернулась к подоконнику.

Из окна был виден старый сквер, до которого никак не могли добраться городские власти: буйно разросшиеся деревья, сплошь лиственные, местами уже включившие сентябрьские жёлтые маяки в августовском тёмно‑зелёном море густых крон. Под ними проходили уцелевшие остатки некогда ровных асфальтовых дорожек. По их раскрошившимся бокам притулились покосившиеся щербатые скамейки с облупившейся краской. Место детства и свидетельство неумолимого движения времени. Через месяц богатые шевелюры лип и тополей поредеют, и сквозь них будут просвечивать бурые стволы и ветки в холодных оттенках осеннего солнца. К ноябрю они превратятся в лысый обиженный частокол, который незаслуженно забросило лето. Острые пики стыдливо устремятся вверх к сероватому небу, прочь от прелого грязно‑чёрного покрывала у корней, и будут мечтать о новой белоснежной перине, в которой смогут с облегчением уснуть до следующей весны.

Саша прижалась лбом к прохладному стеклу. Она должна достучаться до Лёни.

– Если с ним что‑то случится, я себе не прощу, – прошептала девушка, помечая мутными следами дыхания гладкую поверхность окна.

«Сюр какой‑то, – махнула волосами, собранными в хвост, и распрямилась. – Все эти “хочу вон ту, подайте на золотом блюде” – как из книжных и киношных фантазий. Состоятельные мужчины могут позволить себе любых девушек, готовых быть служанками и леди, стервами и послушными тихонями и исполнять любое желание на заказ. А уж со мной подобная капризная блажь вообще не вяжется. Зачем я кому‑то из мира по‑настоящему уверенных, самодостаточных и, главное, умных людей?»