Двойной соблазн. Малышка для мажоров
– К Зорину, – Вероника улыбнулась.
– Вот еще, дед противный, его куры вечно лазают на наш газон, а одна недавно там яйцо оставила, так Бублик весь вымазался, еле отмыла.
Бублик понял, что говорят о нем, начал приставать к хозяйке, вилять купированным хвостом и пускать слюни. Мопс был милым, пучеглазым, но немного глупым, хотя это не лишало его обаяния.
– А еще ремонт этот затеял, месяц что‑то колотил целыми днями, лаком вонял да инструментами шумел.
Любовь Генриховна, наконец, откусила дело рук своих – кулинарный шедевр в виде булки с маком. За свои пятьдесят бывшая прима‑балерина и деятель искусства, заслуженная артистка, почетный житель города Ульянова Любовь Генриховна стряпала булки первый раз. Кому признаться из местных, так стыда не оберешься, но балерина в отставке только сейчас могла себе позволить такое.
– Ты ешь, ешь давай, господи, как вкусно‑то. И почему я раньше не бросила все к чертям и не переехала в глушь? Сцена, интриги, зависть коллег, артрит суставов, травмы, нервы. К черту балет, да здравствует деревня!
– И почему не переехали?
– А я тебе скажу почему, деточка. Это все мужчины. Все беды из‑за них, они, кстати, думают так же – что все их беды от нас, женщин. Мы что‑то все хотим доказать, быть лучше, красивее, талантливей всех, худеем, делаем подтяжки, ставим уколы. И все это не ради карьеры, а чтобы понравиться, чтобы крепче любили.
– Разве это плохо? Быть лучше?
Вероника могла часами слушать тетку, она была классная. Стройная, элегантная, с невероятным тюрбаном на голове и парчовом халате, с нанизанными серебряными перстнями пальцами, элегантно ела булку, дула на пиалу с чаем и учила жизни.
– Плохо, деточка моя, плохо. Ты забываешь о себе, о том, что ты личность, что ты и так прекрасна, и что‑то каким‑то там мужикам доказывать не надо. Вообще, не влюбляйся никогда, это мука.
Вероника откусила булочку, зажмурилась от удовольствия.
– Да я и не влюбляюсь, рано еще. Очень вкусно, теть Люб!
– Нашла старую поварскую книгу от бывших хозяев, они много что интересного оставили, хорошие люди. А как же тот молодой человек, Аркадий?
– Я же говорила, учимся мы вместе, он книги привозил. Просто знакомый.
– Ну да, кому же хочется тащиться сюда шесть часов к просто знакомой? Машина у него хорошая. Родители богатые?
– Теть Люб, ну чего ты опять начала? Мы друзья, просто друзья, у него вроде как девушка была. Да и не до него и какой‑то там любви, сама знаешь.
– Извини, девочка, скучно мне тут, я же привыкла, что все вокруг кипит, бурлит, страсти, интриги. Но надо привыкать с размеренной жизни, да, Бублик? Да, мой сладкий? Держи булку, вкусно, да?
Тоска накатила за секунды, вот недавно Вероника была весела, слушала тетушку, раскрыв рот, а сейчас вспомнила маму, и в глазах защипало от слез. Вспомнила, как мама уходила, как было тяжело, Вероника тогда кое‑как окончила школу и поступила в медицинский университет, дав обещание самой себе и маме, сгоревшей от рака за полгода, что станет самым лучшим врачом.
– Ну что, что опять? Вероничка! А хочешь, я булками Зорина угощу? Представляешь его шок, когда он увидит меня с ними? Он точно не поверит, что я сама, вот этими самыми ручками их приготовила.
– Точно не поверит, он такой странный, а еще строгий, я его иногда боюсь, мне кажется, его куры несутся от страха, – Вероника убрала за плечо прядь светлых волос, забралась в плетеное кресло с ногами, взяла еще булочку, макнула в варенье.
– Солдафон, как муж мой первый. Налево, направо, упал, отжался, все строго по расписанию, и все должно лежать на своих местах.
– Но ты же его любила, раз вышла замуж?
– Любила, потому что дура была. Господи, увидела его в форме, чуть с пуант не упала. Красивый черт был, а эти золотые погоны на широких плечах! Ввалился в гримерку с до неприличия огромным букетом роз, а я почти голая, халатик не считается.
Вероника слушала, открыв рот, и хотела, чтобы вот у нее в жизни все было именно так, чтобы увидела и пропала, но чтобы навсегда и вместе. Чтобы дух захватывало, чтобы мурашки по телу от одного прикосновения и брошенной случайно улыбки. Чтобы как в книжках и в кино. Наивная она, конечно, но какая есть.
– А потом, как придавит, у меня дыхание сбивалось. Ой, о чем это я? Ты меня, девочка, не слушай, это все от тоски. Думаю, может, мемуары начать писать? Мне есть о чем поведать обществу. А тебе рано еще, береги себя для хорошего мальчика. Аркадий вроде хороший с виду, как считаешь?
Любовь Генриховна спросила тихо, отпила чай, погладила Бублика, не глядя на Веронику. Не любила ее племянница обсуждать личную жизнь, она в ее годы не такая была. А может, и правильно девочка делает, не распаляет себя, бережет, встретит еще того – единственного.
Ой, и плакать будет, Ульянова не завидовала.
У них в семье судьба такая – слезы лить от большой и бывшей любви. Что сестра ее, Вера, после отца Вероники ни с кем не сошлась, потому что забыть не могла предательства первой любви. Что сама Люба – забывала о своей, выходила три раза замуж, а все равно плакала.
– Да, решено.
– Что?
– Мемуары начну писать, завтра съездим в город, купим ноутбук, научишь меня, как там текст набирать. Назову: «Любовь Ульянова. Любовь и балет».
– А булки не понесешь Зорину?
– Перебьется, в его возрасте мучное на ночь вредно.
Глава 5
«Зай, как дела?»
«Я соскучилась».
«Хоть бы слово написал».
Телефон издал сигнал, Максим посмотрел на яркий экран смартфона, читая приходящие уведомления. Отвечать не хотелось никому. Он терпеть не мог, когда девушка навязывалась, писала, звонила, искала встречи.
Если ему надо было, он сам брал, что хотел, но без всей этой возни в виде ухаживаний. Благо доступных девиц было полно, они падали сами под колеса байка или на капот тачки, охотно скидывали коротенькие маечки и раздвигали ноги.
– Милка пишет, что все без нас скучают, тоска жуткая, в клубе тусят, гонки прикрыли, все боятся выезжать на дорогу.
