LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Мертвые страницы. Том I

Существа часто рылись в земле, что‑то оттуда доставая, посвистывая при этом, затем либо выбрасывали найденное, либо клали в рот, как в какой мешок, ибо Павел не видел, как существа жуют или проглатывают то, что взяли.

Когда существа были заняты копанием, тогда они с водителем спешно двигались в сторону арки, благо она высокая и оттого хорошо видна. А недостройки вокруг: разрытая в горках бульдозерами земля да массивные кучи песка, щебня и оставленные простаивать трактора, фургоны и грузовики – давали хорошую возможность спрятаться.

Так и шли, пока не добрались до высокого каменного забора вокруг того самого трёхэтажного дома, похожего на самый настоящий замок с недоделанными башнями. От него до арки, как прикинул Павел, считай, что рукой подать, только жаль – укрытия отсутствовали, а забор у дома возвели лишь по одну сторону. Возле него они и передохнули. Лёгкий ветерок обдал запахом пыли, но всё было спокойно и тихо.

– Ну, это. С Богом! Побежали! – с видимым облегчением на выдохе сказал водитель и рванул первым.

– Стой! – крик застрял в горле Павла, когда он заметил, как от перекопанной земли со стороны дома отделилась обнаженная, перепачканная до черноты, оттого незаметная женская фигура. Её отличали спутанные длинные седые волосы, тощее, но жилистое тело с отвислыми мешочками грудей и, как оказалось, вопреки старости, по‑звериному быстрая и проворная реакция.

Она бросилась за водителем и мгновенно догнала, повалила на землю, оседлав того, стала душить, игнорируя всякое сопротивление, словно не чувствовала боли. Водитель же орал: «Помоги!», чередуя крик с ядрёным матом, и при этом сопротивлялся изо всех сил, отчаянно лупил напавшую руками и ногами.

Павел зажмурился, борясь с тошнотой и страхом. Сердце в груди заколотилось с неимоверной силой. «Я не могу, прости», – прошептал он, понимая, что вот он, вероятно, его единственный шанс, другого не будет и упустить его никак нельзя. Выжить сейчас хотелось сильнее, чем возникшие угрызения совести, упрекающие в трусости. Павел сжал кулаки и изо всех сил, побежал к арке, пока напавшая была занята водителем. Оглянулся он у самой арки, услышав хриплые, звериные стоны. Старуха оседлала водителя и теперь совокуплялась с ним, порыкивая, ритмично ехала на нём, как на коне, держа свои руки у того на горле.

Водитель, вероятно заколдованный, не сопротивлялся. Павла снова затошнило, и, отвернувшись от непристойного, мерзкого зрелища, он вошёл в арку.

Холод дохнул в лицо морозом. Ноги ступили в снег, и сразу чувство такое, что будто бы их кипятком обожгло. Вокруг белое поле. За спиной арка. А небо родное, тёмно‑синее, с уходящим за горизонт красным заревом солнца.

– Твою ж мать! – выкрикнул Павел.

От отчаяния, холода и собственного бедственного положения, хотелось выть волком. «Прочь, мысли!» Сейчас он стиснул зубы и побежал, а там лучше замёрзнуть насмерть вот так, пытаясь выжить, но ведьмам не достаться.

Вскоре он обессиленно упал в снег, на дороге на подступе к деревне. Тело онемело, и возникло приятное чувство умиротворения. Только подумал, что вот она, пришла его смерть, как услышал шум – тарахтенье, похожее на приближение трактора, и отключился.

Его легонько хлопали по щекам, и Павел очнулся. Вокруг полки с соленьями, пахнет землёй сыростью и подвалом, а рядом знакомое, запавшее от худобы мужское лицо, но как зовут мужчину, Павел не помнит. Мужчина что‑то мычит, показывает себе на рот. Что означает его действие – непонятно. Возможно, говорить не может? Сам Павел в тёплых одеялах закутан, как капуста, и весь потный. Свет яркой дневной лампочки на потолке режет глаза, руками пошевелить трудно от слабости. Почему он здесь находится и где это «здесь», Павел не знает. Вот только сильно хочется пить. Он облизнул пересохшие губы и тихо произнёс:

– Жора Константинович, – вспомнив имя мужчины, и просит воды, а затем внезапно возвращается память, и Павел заходится криком.

Жора Константинович быстро затыкает ему рот ладонью и шипит, качая головой. Дожидаясь, пока Павел успокоится, после, пристально глядя ему в глаза, убирает ладонь и достаёт из кармана стёганой жилетки, надетой поверх фланелевой рубашки, сложенный лист бумаги и ручку. Павел тяжело дышит спёртым воздухом подвала, дёргается, пытаясь сбросить одеяла, но не получается. А Жора Константинович, прислонив листок к стенке полки, быстро что‑то пишет на нём, затем показывает Павлу и ждёт, пока тот читает: «Я тебя спас и спрятал. На тракторе ехал, дорогу перед приездом городских богатеев чистил. Не бойся. Буду писать, говорить не могу, если понимаешь, кивни». Павел кивнул.

Жора Геннадьевич принёс ему воды, затем еды. Освободил от части одеял и, пока Павел жадно пил, а потом ел, снова торопливо писал. «Важные люди из города приезжали и увезли с собой Марьяну и Роксолану. Остальные ведьмы сейчас заняты. В деревне пусто и безопасно. Никто не знает, что ты у меня», – прочитав Павел и сразу попросил помочь уехать. Жора Геннадьевич покачал головой и, забрав лист бумаги, снова начал писать: «Я заколдован и не могу покинуть деревню. А тебя быстро поймают. Есть другой вариант – отвлечь их и сбежать, и мне заодно поможешь». Дал прочитать Павлу и снова забрал листок, чтобы писать дальше. «Я, считай, уже покойник. Внутри червяк‑паразит. Лечения нет. Да и воля связана, ведьмам сам навредить ничем не могу, но ты можешь. Я тебе всё покажу и напишу, как и что сделать», – протянул листок и с мольбой посмотрел на Павла. Честно сказать, с последней их встречи Жора Геннадьевич сильно сдал и теперь напоминал живой, едва способный передвигаться скелет, как те мужики из постройки, из которых ведьмы на живую вытянули паразита, а они даже не стонали, настолько сильно ослабели. Павел вздохнул. Жору Геннадьевича было искренне жаль, а вот сбежать Павел уже пытался – не получилось. «Видимо, придётся ему довериться», – решил Павел.

– Я помогу. Что будем делать?

Жора Геннадьевич улыбнулся, и эта улыбка выглядела по‑настоящему страшной на его измученном, похожем на череп лице. Зато в глазах мужчины появился решительный блеск. Он написал, что сейчас принесёт Павлу одежду, затем поднялся по ступенькам к выходу из погреба, откинул люк и вышел.

От еды у Павла прибавилось сил, но всё равно руки дрожали, пока одевался. Бельё, кальсоны, толстовка, джинсы – всё было велико как по размеру, так и по росту, длинное, приходилось подворачивать. А ещё то и дело кружилась голова, и Павел почувствовал, что от усердия вспотел. Что и сказать, по лестнице из погреба он практически полз, а тощий, как скелет, Жора Константинович как мог, помогал ему, подталкивая в спину.

Погреб, где Павла спрятали, располагался на кухне. И, закрыв его, отчим Марьяны решительно повёл Павла в комнату падчерицы. Идти быстро, к собственному сожалению, не получалось. Оттого он взгрустнул, ибо не знал, какую помощь рассчитывает от него получить Жора Константинович. Видит же, в каком Павел сейчас слабом состоянии. Тут же вспомнилось про телефон, и сердце ёкнуло: можно ведь друзьям позвонить и отцу, помощи попросить. Или это плохая идея? И лучше звонить в полицию – или вообще никому не звонить.

Словно чувствуя его нерешительность, Жора Константинович буквально толкал Павла идти побыстрее, затем, уже в комнате Марьяны, увидев, что Павел пристально смотрит на радиотелефон, отрицательно покачал головой, замычал и жестом дал понять, чтобы Павел открыл одну из жестяных банок на книжной полке. Он и открыл, обнаружив среди разной мелочи, вроде пуговиц и камушков в ней, ключ. Тогда Жора Константинович снова потянул его за собой, указывая на лестницу, ведущую на чердак, и, как вспомнил Павел рассказ Марьяны, наверху была её мастерская. Снова замычав, Жора Константинович вытащил из кармана свой смятый лист бумаги и написал: «Иди, там в бутылочках на столе (метка – красные крестики) есть укрепляющее лечебное средство. Принеси. Выпьем и вернутся силы. Я смогу говорить».

– Понял, – ответил Павел и медленно стал подниматься наверх.

TOC