Мертвые страницы. Том I

Руки Павла дрожали, и никак их было не присмирить, как и слёзы, которые сами по себе всё текли и текли. Он от шока и забыл про приземлившихся ведьм, а Жора Константинович вдруг замолчал, побелел как мел и сказал, что уходить и прятаться надо – и немедленно, и жестом показал Павлу на ведьм, которые, побросав свои метлы, не обращая на них обоих внимания, скопом, как по приказу, бросились в горящую избу. И слышно было, как громко и неистово визжат они там от боли и ярости, но и колдуют, ибо небо внезапно потемнело до черноты в один момент; яркие синие молнии осветили жутким светом воцарившуюся ночь, и жутко громыхнул гром. Затем начался мощный ливень.

Жора Константинович побежал, схватив Павла за руку и увлекая за собой. Пахло серой и озоном, а из‑за дождя совсем ничего не было видно.

Успели добраться до кладбища, когда Жора Константинович внезапно упал.

– Всё, не могу. Оставь, – с придыханьем выдохнул он. – Спасайся сам.

«Нет! Как же так, не брошу…» – не успел озвучить свои мысли Павел, как позади раздалось рычанье.

Он повернулся, остолбенев. Даже сквозь мешающий видеть ливень Павел разглядел контуры огромной чёрной собаки. Её глаза отливали фосфоресцирующим алым, и сердце его ушло от страха в пятки. Захотелось спрятаться, все силы разом исчезли.

Внезапно яркой вспышкой в мозгу вспомнилось детство. Тот день, когда он с родителями приехал в деревню, и та собака, напавшая на него. Она вернулась за ним – в этом Павел был на сто процентов уверен. И задрожал от ужаса.

– Дурак, беги до станции! Я задержу! – отрезвил, дёрнув за плечо, поднявшийся Жора Константинович. В руках мужчины сжат маленький топорик. И когда достал?

Снова громыхнуло. Ослепительная вспышка молнии прорезала зигзаг на небе прямо над ними. Собака больше не рычала, а просто стояла, словно специально не спешила, растягивая удовольствие от страха жертв перед нападением.

– Нет! – после секундной заминки выдохнул Павел, и это слово, как и последующее решение, далось с неимоверным трудом. Но зато как его принял, то словно тяжкий груз разом с плеч рухнул.

– Хватит бегать. Давай, сука, покончим с этим сейчас! – гневно выкрикнул он.

Снова громыхнул гром, но сквозь него Павел (он готов поклясться!) услышал рычанье и злобный хохот. И тут всё закрутилось.

Собака рванула к ним. Жора Константинович с криком, с топором в руках – ей наперерез. Павел, сбросив рюкзак, достал бутылки с керосином и, накрыв их рюкзаком от дождя, стиснув губы, поджёг фитиль. Пока возился, собака повалила Жору Константиновича и мгновенно перегрызла ему горло. Павел заорал и бросил прямо на них обоих бутылки поочередно.

Фитиль первой потух прямо на лету, словно собака своей ведьминской волей его потушила. Вторая же бутылка попала в цель, расплескавшись на Жору и собаку, и лопнула. Пламя ухнуло, яро взвившись, и расползлось во все стороны. Собака завизжала совсем по‑человечьи и покатилась по снегу. Больше бутылок с горючей жидкостью у Павла не было. Зато топор, который выронил Жора Константинович, находился совсем рядом, и Павел схватил его. И вовремя, ибо собака, снегом затушив на шерсти пламя, оказалась в шаге от него.

Нападать Павел не спешил, он следил за собакой. При этом он старался дышать ровно и сконцентрироваться именно на дыханье, потому что иначе паника, чёртова паника, накатывающая чёрными волнами, грозила превратить его в беспомощное дитя, как было всегда, стоило ему только увидеть вблизи собаку.

Собака напала внезапно, как раз в тот момент, когда очередная молния расколола небо и ослепила Павла. Чудом он увернулся, но собака вцепилась в рукав куртки, натягивая на себя, стараясь повалить его. «Нет! Соберись!» – мысленно приказал себе Павел и освободился от куртки, затем, собрав в себе всё мужество и храбрость, замахнулся и ударил собаку топором. Она отскочила, поэтому, вместо того чтобы ударить по туловищу, он отрубил ей лапу. Грозно зарычав от боли и ярости, та, словно отступив, стала пятиться назад, но Павел инстинктивно не поверил её уловке и не бросился за ней, чтобы добить.

Продолжая следить за собакой, он подошёл к телу Жоры Константиновича и, взяв его рюкзак достал из него бутылку с зажигательной смесью. Как оказалось, не зря, ибо в мгновение ока собака превратилась в трёх обнажённых женщин: седовласую, сморщенную от старости старуху (у неё из обрубка руки сочилась кровь), горбунью Марьяну и толстуху Роксолану. Они тяжело дышали, словно перевоплощение в человека забрало много сил, и по‑звериному ползли на четвереньках в его сторону.

В голове Павла зашумело, и голос Марьяны ласково пробормотал: «Сдавайся, сладкий! Куда тебе тягаться с нами? Тогда, может, и не убьем».

Чтобы избавиться от наваждения, Павел прикусил до крови язык, затем, не глядя на женщин, подпалил фитиль и резко сразу же бросил бутылку под ноги первой из них. С хрустом взорвалось стекло, кто‑то из ведьм истошно завопил.

Ему сейчас следовало бы бежать, но, честно сказать, Павел не был уверен, сможет ли он уйти от них. А ещё ведь лучше умереть, погибнув, чем снова оказаться у ведьм в плену, в рабстве, с паразитом внутри, который будет пожирать его заживо.

Поэтому, собравшись, он яростью отогнал от себя страх и бросился с топором на них. Замахнулся и ударил ту, что ближе: оказалось – Марьяну. Удар попал прямо в шею, топор застрял, но только он сумел выдернуть оружие, как его самого с ног сбила толстуха Роксолана, придавила своей тушей к земле так, что не шевельнуться. Она, разинув рот, по ширине напоминающий лягушачью пасть, собиралась загрызть его. Павел извивался, как червяк, и чудом смог пнуть её коленом в толстый живот. Затем выскользнул из‑под неё и, кое‑как поднявшись, уже топором ударил её в грудь. Топор застрял, Роксолана с хрипом толкнула его в разбухший от воды снег.

Дождь резко кончился, и тут рядом оказалась старуха. Она юрким чёрным языком зализывала себе руку, голодным взглядом посматривая на него. Взгляд словно сдавливал Павла изнутри, путал мысли, лишал сил настолько, что хотелось разом плюнуть на всё и сдаться. Крик Роксоланы отрезвил. Она, вытащив из груди топор, оскалившись, шла прямо к нему. Подняться Павел не находил в себе сил и мог только отползать. И полз, пока не упёрся во что‑то спиной. Оказалось, то было старый железный крест. Значит, Павел дополз до могил. Роксолана оказалась в двух шагах. Оскалившаяся. А её рана на груди от топора практически затянулась. С отчаяния Павел ухватился за крест и потянул – и то ли со страха хватило сил, но таки вытащил крест из земли…

 

 

 

Конец ознакомительного фрагмента