Мой босс – мой враг?

Шевелю рукой – больно, но двигается. Захватываю одеяло в горсть и вытираюсь, а потом откидываю его. Глаза привыкают к полумраку, и я вместо тела вижу белый кокон. Осторожно прикасаюсь к нему – твёрдо. Это гипс! Обычный гипс!

Поднимаю ногу, одну, вторую, обе двигаются.

И это открытие приносит облегчение. Я жива, руки‑ноги целы, а сломанные ребра заживут. Вот только что делать с выпускными экзаменами? Неужели придётся сдавать их через год?

Отчаяние снова овладевает мной, но уже тихое, без истерики и воплей. Наплакавшись вволю, засыпаю, а утром приходит тетка Зина и приносит ужасную новость…

Вернее, две ужасные новости, которые взрывают мой мозг и лишают опоры под ногами.

Тетя Зина входит в палату с перекошенным лицом и заплаканными глазами. Чувство вины сразу заполняет меня целиком. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отчаянно хлюпаю носом. Хочется обнять родного человека и пожаловаться на судьбу, а не доставлять неприятности, а они непременно будут.

Но тетка здоровается кивком, распространяя аромат резкого парфюма, усаживается на стул рядом с кроватью, долго роется в сумке и достаёт пакет с мыльными принадлежностями и нижним бельём.

– Вот, привезла тебе, – буркает, не глядя на меня.

Ни вопросов о ночном происшествии или о моем здоровье, ни капли сочувствия. И я прозреваю. Что‑то произошло еще, помимо трагедии со мной.

Но что?

– Тетя Зина, – начинаю говорить первой, чувствуя непреодолимую потребность оправдаться, будто сама виновата в случившемся. – Все было как обычно. Отработала смену, закрыла магазин, уже почти добежала до дома, когда этот козел напал. Видишь, что со мной сделал? – слёзы закапали на одеяло. – А потом появились эти…

Тетка подскакивает и закрывает мой рот ладонью. Я растерянно хлопаю ресницами.

– Т‑ш‑ш‑ш. Замолчи! – она оглядывается на любопытную старушку с соседней койки, которая напряжённо прислушивается к нашему разговору. – Ни слова об этом, когда придёт полиция.

– Почему? Этих сволочей надо наказать!

Тут выдержка изменяет тете Зине, она всхлипывает и заходится плачем.

– О Боже! – соседка‑бабулька всплескивает руками. – Ты, милая, словно по покойнику убиваешься. Жива твоя девочка. Подумаешь, рёбра сломала. Здесь и не таких выхаживали.

В растерянности я глажу по плечу эту крупную и статную женщину, привыкшую без мужика справляться с проблемами, и жду, пока пройдёт приступ отчаяния. Первый раз вижу ее в таком состоянии, и это тревожит до колик в животе, заставляет волноваться еще больше.

Бабульку увозят на процедуры, и мы наконец остаёмся одни. Тетя Зина вытирает красные глаза и смотрит на меня в упор.

– Короче, Женька, придётся тебе выручать нашу семью, – заявляет она и рассказывает торопливым шепотом.

 

* * *

 

Война внутри группировки Степана началась еще полгода назад. Брат контролировал спальный район и жил мелким рэкетом, сборами дани за охрану на колхозном рынке, угоном бесхозных машин. Вполне хватало на жизнь, выпивку и телок, на большее он не замахивался. Местную полицию тоже устраивал такой расклад. Нужные люди имели свою долю добычи и не лезли в чужие дела.

Но Карлику хотелось размаха. Он стремился к власти и расширении территории, поэтому подбивал главаря на масштабные авантюры, которые могли принести огромные деньги. Особенно его привлекали наркотики. Коротышка наладил неплохой трафик, создал систему распространителей и все больше отдалялся от друга.

В банде назревал раскол. Одни шестерки поддерживали брата, другие – его помощника. Степан разрешил ситуацию просто: втайне от подельника перехватил товар, перепродал его, а деньги положил в общак. Так он надеялся остановить распри и приструнить Карлика, но только ещё больше разозлился того.

Коротышка – подлая и коварная натура, подготовил ловушку, в которую угодила я.

 

* * *

 

– А я зачем им понадобилась?

Действительно, поступив в столичный вуз и приехав к тетке на проживание, я ничего не знала о ее семейных проблемах. Степка называл свои дела бизнесом, давал матери деньги, поставлял в магазинчик товар, охранял меня и других продавщиц. Одевался всегда со вкусом, водил дорогую машину, строил дом в Подмосковье. Жизнь не хуже, чем у большинства предприимчивых людей.

Правда, изредка какие‑то темные типы приторговывали автомобильными запчастями на заднем дворе, но меня это не касалось, тем более что тетка предложила закрыть глаза. Занятая учебой и работой, я и не обращала внимания на суету вокруг меня.

– Как зачем? – тетя Зина смотрит на меня, подняв брови. – Степка же любит тебя, все об этом знают.

– Что? – от этой новости я резко сажусь и тут же со стоном откидываюсь на подушки, как пулей простреленная болью. Стиснув зубы, выбивающие чечетку, спрашиваю: – Какая… любовь… между… родственниками? Вы о чем?

Ужас волной накрывает меня и холодным потом проступает на лбу. О таком раскладе я даже не предполагала.

– О том самом, – Тетя Зина вытаскивает телефон и начинает в нем что‑то искать. – Да и не родственники вы. Твоя мать – моя сводная сестра. Наши родители поженились, когда в каждой семье было по дочке. Смотри!

Она показывает наши совместные фотографии. На всех Степан рядом. Он, не отрываясь смотрит на меня, протягивает мне пальцы, когда выхожу из его машины, носит сумки, и даже поднял на руки весной, чтобы я не намочила ноги в огромной луже, разлившейся перед крыльцом подъезда.

– Но я думала, он заботится обо мне по‑братски, – растерянно бормочу я.

– Ага! Ты дура, что ли, совсем, Женька! Он и дом налаживает для тебя. Цель поставил: как только завершит стройку, сделает тебе предложение.

– Замолчите! – вылетает из глотки приказ, и тетка застывает на полуслове.

 

От шока закрываю глаза. Не могу больше слушать ее свистящий шёпот! Не хочу! Мне не нужен ни Степан, ни его деньги! Совсем! По‑иному я планировала свою жизнь.

– Жень, ты чего? – тетя трогает меня за плечо. – Я думала, ты знаешь, просто в недотрогу играешь. Да и мама твоя только рада. Мой сын – хорошая партия.

– Это вы называете хорошей партией? – откидываю одеяло и показываю ей тело, закованное в гипс.