Мёртвые воробьи

– А вот теперь пиздец!

Встало всё депо. Очередь из трамваев растянулась на много остановок нашего района и за его пределы. Буксовало всё и вся. Кто‑то из машинистов выбегал, бросал под колёса песок и землю, стоял такой масштабный мат‑перемат! Матерились и пассажиры, и водители. Видя весь этот хаос, соседняя бабка‑выпивоха, дай ей Бог здоровьица, выскочив, побежала, активно жестикулируя, по ближайшим домам. Мы с Дэном просекли, что дело касается нас.

Несмотря на хмель, пьянчужка оказалась прозорливая.

Дэн произнёс:

– Поехали, Дэн. Поехали как можно дальше отсюда.

Из калитки уже выбежали моя бабушка и бабушка Дэна. И мой дед.

– Поехали огородами, – сказал я Дэну.

Мы схватили велики за задницу и через мгновение, нажимая на педали, уже летели по крутому логу: мимо цветущих одуванчиков, мимо запаха яблонь и нашего детства.

Удирать от меча карающего предстояло долго, на другой конец города, к моей второй бабушке. По пути мы заскочили в продуктовый, взяли разводного «Юпи» – это такой порошковый сок в пакетиках.

Дэн заворчал:

– На хуй ты арбузный взял, Дэн? Как моча собачья!

Я не согласился.

Через час, преодолевая склоны и проскакивая перекрёстки, мы добрались до другого района. Пока ехали, нас зачем‑то остановил местный гопник.

Схватившись за руль Дэнова велика, он спросил:

– Ты Сапоха (Сапога) знаешь?

Дэну было не до него, поэтому ответ не отличался вежливостью:

– Чё те надо? Чё хотел?

Кажется, Дэн собирался слезать с сидушки. Я нажал на педаль тормоза, осознав, что пахнет дракой.

Гопник был одет в спортивные штаны, натянутые до подбородка, на ногах у него красовались чёрные остроносые лакированные туфли, ансамбль дополняли белые носки.

– Ну, Сапоха? – зачем‑то переспросил он, продолжая держаться за руль велика.

– Нет, не знаю, – сухо ответил Дэн. – Пшёл на хуй.

– Ладно, – гопник отпустил руль и отошёл.

Мы поехали дальше. Дэн сказал:

– Прикинь, даже не подрался.

Припарковав велики, а точнее, бросив их у подъезда, уставшие и голодные, мы поднялись на второй этаж. Я нажал кнопку звонка, буквально спустя пару секунд дверь открылась.

На пороге стояла моя бабушка, она была небольшого роста, в её глазах полыхало удивление.

– Приве‑е‑ет, ребята, вы откуда?

– Ба, да мы катаемся, – сказал я, пряча солидольные руки в карманы.

– Нина Михайловна, – тихо произнёс Дэн, – мы просто в гости, а руки можно сразу помыть?

– Да, конечно, Дэны, проходите. Я сейчас поесть сделаю. Первое, второе, третье.

– Сейчас начнётся кормёжка, – предупредил я Дэна.

– Ну, как у вас дела? Как каникулы? – спросила бабушка, радостно суетясь и уже разогревая борщ, одновременно жаря отбивные и взбивая крем для пирога.

– Да хорошо, Нина Михайловна, отдыхаем.

Дэн включил интеллигента, как бы забыв о том, что было буквально пару часов назад.

Мы вошли в зал. На пианино стоял портрет моего отца с чёрной лентой, под ним небрежной кучкой были раскиданы конфеты, в стаканах скорбно склонились две церковные свечки.

– Это отец? – спросил Ден.

– Да.

– Ребята‑а‑а, кушать готово! – услышали мы звонкий голос.

Моя бабушка уже наливала нам в глубокие тарелки борщ, не забыв поставить на стол сковородку с сочными отбивными и картошкой, налить чай и нарезать пирог, пропитанный малиновым вареньем и щедро приправленный кремом с безе.

Через пару часов мы, еле передвигаясь, с полными животами, спускались по лестнице на выход.

– Дэн, нам ещё час ехать, – сказал мне друг, еле двигаясь.

– Я в курсе.

Мы посмотрели на лес, который виднелся за крышами пятиэтажек. В ветках сосен уже запутался большой малиновый шар, а на небе потихоньку выступали крупные звёзды.

– Поехали, – сказал я.

И мы, набирая скорость, выбивая пыль из‑под колёс, покатили по нагретому тротуару на своих хорошо смазанных солидолом велосипедах.

 

Глава 7. Отцы

 

Они всегда хотели одного – быть для нас своими. Они не работали над ошибками, придерживаясь «старой школы», пороли нас ремнём за хулиганство. А мы с Дэном?.. Мы ломали иглы на проигрывателе, прогуливали школу, мы не оглядывались назад, мы знали, что они рядом. Мы хотели советов, какой‑то поддержки. Мы их боялись, но всё равно поступали по‑своему. Они не спеша уходили, вальяжно шаркая по тротуару и крепко зажав в зубах сигареты марки «Прима», морщась от горького дыма и о чём‑то смеясь. Мы с Дэном кричали им, но они нас не слышали. Наш крик, словно слабое эхо, летел, ударяясь о чёрные, как ночь, большие гранитные скалы. Он растворялся в вечности, становясь всё слабее. Мы бежали за ними, по‑детски спотыкаясь и ёжась от холода.

Наш с Дэном бег был долог. Наконец‑то мы поняли, что их уже не догнать.

 

Саша

 

Дэн был уже на летних каникулах. Он, разогретый как следует, до отъезда к бабушке гонял мяч с соседскими пацанами и постоянно с ними ругался, если проигрывал. Дэн не любил проигрывать, поэтому дело могло доходить и до драки.

Оставалась пара дней – и свобода. Прощай, душная Москва, забитое по горло метро. Здравствуйте, бесплатные ворованные сигареты, яблоки с чужих огородов, хотя своих полный сад, купание в речке, катание на лодках, игра в карты, щёлканье семечек, пиво.