Начальник службы безопасности. Продолжение

Выслушав всю эту историю, я сказал только одно: «Грузчик воровать не перестанет, потому что жена жизни ему не даст. Это понятно. Отработать долг не отработает, а только еще больше вреда нанесет. Но и просто так отпускать его тоже будет неправильно. Тогда все поймут, что воровать сам бог велел и ничего им за это не будет. Поэтому как я вижу решение данной проблемы: писать в милицию официальное заявление о двух фактах хищения товара и пусть этого идиота судят. Жалко, конечно, его жену и ребенка, но зато остальные задумаются…

Герман подумал, подумал и выдал:

– Ты, Юр, совсем от жизни оторвался в своей милиции и на должности начальника службы безопасности очень крупной компании. А я догадываюсь, что последует за написанием мною заявления в районное РУВД. Понаедут опера и не столько вором займутся, сколько мою фирму трясти и кошмарить начнут. Знаем, не раз уже проходили.

Начнут проверять, откуда я товар получаю, накладные изымут, компьютеры, деньги из кассы; потом пойдут по моим клиентам, чему те будут несказанно рады, начнут трясти склад, искать левые сигареты, хотя, ты же знаешь, торгую только настоящими, но им этого не объяснишь, не верят. Потом предложат самому признаться, в чем я виноват. Иначе хуже будет… А в конце все сведется к банальному вымогательству взятки.

Вот и посуди, насколько пострадаю я, как владелец фирмы, и насколько пострадает ворюга‑грузчик. А ущерб, который он мне причинил, наверняка признают незначительным по сравнению с моими оборотами.

В результате в отношении него уголовное дело не возбудят ввиду малозначительности причиненного ущерба или еще что‑нибудь придумают, а я со своей фирмой с этого момента буду удостоен сомнительной чести быть на виду у всех правоохранительных органов нашего района. И уж поверь мне, как ни рейд какой, ко мне припрутся с проверкой, как ни целевая операция по проверке продаж акцизных товаров – тоже всей толпой здесь околачиваться будут… Одним словом, спокойно работать больше не дадут.

– Гер, неужели все так плохо? Честно говоря, не подумал о таком варианте. Но делать все‑таки что‑то надо, иначе твою лавку так и так разворуют, если поймут, что в этот раз все спустили на тормозах.

– Вот и я о том же, что‑то надо… Слушай, а ты не можешь сюда ко мне на склад своего брата Женю пригласить? Пусть он с этим засранцем по‑своему поговорит, да и другие работники, увидев его, двухметрового, точно воровать ничего не захотят.

– А что, неплохая идея, может сработать. Осталось Женьку уговорить свои дела бросить и к тебе подъехать.

Я, не откладывая дела в долгий ящик, тут же стал названивать брату. Он у меня хоть и двоюродный, зато единственный. Я его в свое время даже на руках успел поносить и пеленал пару раз, поэтому отношения между нами сложились особые, несмотря на разницу в возрасте в одиннадцать лет: я за него в любой блудень, не задумываясь, влезу, ну и он мне во всем помогает.

Вот и сейчас, услышав, что от него нужна помощь, сразу согласился подъехать, благо находился со своими ребятами в центре, на Невском. И уже через полчаса Женька со своими ребятишками в количестве двух мордоворотов уже выслушивал нас с Германом. На доводы о невозможности обращения в милицию с официальным заявлением сразу одобрительно, со знанием дела закивал головой:

– Эти точно обдерут как липку, сто раз пожалеешь, что обратился. Менты не с ворами сейчас воюют, а свои карманы набивают.

На мои попытки возразить Женька сказал Герману:

– А вот братец мой так всю службу и провитал в облаках, все людям помогал. Представляешь, сколько раз ему и мы, и другие пытались дать денег за оказанную помощь? Не брал. Так голодранцем на пенсию и ушел. Вернее, выдавили его, похоже, в органах такие сейчас не нужны идеалисты. Ну ладно, времени у нас немного, где ваш больной, с которым надо профилактическую беседу провести?

– Сейчас приведу. Только, Евгений, пожалуйста, ты с ним не очень… Вдруг пожалуется потом.

– Да нет, после нас обычно не жалуются. И воровать, как правило, перестают.

Когда подошедший Толик увидел, к кому на беседу его привели, ноги у него враз стали ватными. Подходить ближе никак не хотел. Пришлось Женьке самому к нему подойти и брать за шиворот, потому что тот сам двигаться ну никак не хотел, а может, и не мог. Разговор проходил за ангаром, где росли те самые кусты, куда Толик прятал ворованные блоки. Женька был, как всегда, краток – уложился буквально в пять минут.

Вышел из‑за ангара один и только и спросил, где можно руки помыть. Сполоснув их у рукомойника, братец на наш немой вопрос только и сказал:

– Воровать больше не будет, обещал клятвенно, но я ему не верю. Гони его, Гера, в шею и к складу больше близко не подпускай. Он у тебя вдобавок еще и ранее судимый за кражи. А самое неприятное, что с прежними дружками связь поддерживает. Я, конечно, объяснил, что с ним лично будет, если твой склад обнесут, но… сам понимать должен, какие здесь можно дать гарантии.

Не знаю, будет ли продолжать воровать этот грузчик, но все другие работники склада, со страхом глазевшие на Женьку, точно сто раз задумаются, а стоит ли рисковать. Собственно, ради такого вот эффекта и приглашался мой братец, как я понимаю. Так что его приезд себя уже оправдал.

Толян выбрался из кустов только после отъезда Жени и тоже первым делом кинулся к рукомойнику. Но если мой брат отмывал там руки, то этот кадр стал тщательно отмывать морду лица, как говорится. Причем делал это очень уж нежно, что ли, стараясь как‑то больше не дотрагиваясь до него, а больше плескал в него водой.

Когда он повернулся к нам, стали понятны такие его действия – морда была здорово опухшая. Больше всего пострадала правая сторона лица, но я этому ничуть не удивился. Я прекрасно знал, что Женька был левшой, что обычно бывало полной неожиданностью для его противников, и мне раньше довелось видеть, какой силы удар им наносился с левой руки – страшное дело. Я всегда Женьке говорил, что умер бы после такого.

Но как оказалось, опухоль справа было не самое страшное, что приключилось в этот раз с нашим воришкой. Когда он заговорил, мы не сразу разобрали его речь – Толян сипел и шепелявил. Он пояснил, что в результате «беседы» из верхней челюсти выпали два передних зуба и теперь он внятно говорить не может.

Надо было видеть лицо Германа в этот момент. Он, по‑моему, уже представлял себе, что завтра же его начнут таскать по милициям и прокуратурам, заставят вставлять бедолаге зубы и все такое… Пришлось срочно его успокаивать.

Я громко, чтобы все слышали, сказал Толику:

– Вот видишь, что бывает, когда человек не понимает, что воровать нехорошо? Дважды тебя по‑хорошему предупреждали, что не надо воровать, не надо… А ты продолжал свое, а платили за недостачи все. Тебе же объясняли, что у всех семьи, дети, а ты забил на это… Вот и получил. В результате потерял работу и два зуба. И, я тебе скажу, еще очень легко отделался. Я предлагал Герману Гариевичу тебя в назидание остальным посадить самым официальным образом. Ведь так все было? – обратился я к Герману.

Тот закивал головой:

– Так, и было, предлагал.

– Но Герман Гариевич, добрая душа, пожалел тебя, засранца, и решил в тюрьму тебя не сажать. Поэтому скажи ему спасибо за все при всех, забирай свои манатки со склада и вали домой. А захочешь пожаловаться куда, помни, что посадить тебя никогда не поздно, сколько и чего ты украл в актах зафиксировано. Да и свидетелей теперь уже полно, все подтвердят. Так что вперед, на выход.