Налог на измену

– Что, конечно же, полный бред, – вновь выступила на арену Виноградова. – Просто Андрей никак не мог подать в консульство заявление на новый паспорт, о чем я ему многократно напоминала. Ну вот и доигрался. Ночью документы слили в СМИ, а уже днем в его офис нагрянули с арестом. Причем как знали: опоздай они хотя бы на пятнадцать минут, его бы уже забрали ребята из Роспосольства. Но англичане подсуетились, и теперь добиться экстрадиции Андрея на родину достаточно сложно.

– Да, – подтвердил барристер. – Потому что все сделано очень по‑хитрому. Формально они не отказываются его выдавать. Но та статья, по которой они пытаются его посадить, предусматривает экстрадицию только после отсидки срока. Поэтому на все запросы они говорят: не вопрос, господа, ответит по закону, и забирайте. Говорят и оттягивают даже назначение даты судебного заседания, ссылаясь каждый раз на какие‑то идиотские причины. Ну и как вы понимаете, таким образом, хотя бы предположить, когда начнется отбывание этого трехмесячного срока, мы не можем. Между тем господин Аникин уже больше месяца находится в Ал марше.

– Я заморгала. Алмарш? Одна из самых суровых британских тюрем для узников, совершивших очень тяжелые преступления? За просроченную визу? На все это напрашивался лишь один комментарий.

– Что за сюр?

– Это не сюр, а продуманная операция, – заявила Аня (этой лишь бы со мной поспорить). – Для чего‑то он очень нужен тут британцам, только вот непонятно для чего. Андрей молчит и ничего не рассказывает ни нам, ни посещающим его дипломатам.

– Впрочем, – вставил мистер Томас, – нельзя исключать, что это просто месть господину Аникину за раскрытие информации об их переговорах с Россией, которым с учетом низкого уровня отношений между странами сейчас, они едва ли хотели давать огласку.

– Ну хорошо, а с чего в России взяли, что эту информацию раскрыл именно он?

Аня пожала плечами.

– С того, что так проще всего решить. Доступ к секретности был только у него, документы тоже видел только он. Хотя формально все это еще на уровне обвинений – в Москве, конечно, ждут разбирательства. Но я даже не сомневаюсь, что в итоге на него повесят все. Это тот случай, когда нужно найти виноватого, а не наказать. Ну, ты понимаешь…

Машина резко остановилась. Я отвлеклась от разговора и посмотрела в окно. По левую и правую стороны от нас тянулся длинный высокий забор, увенчанный узором из железной проволоки. Впереди – очередь из нескольких машин у въезда на КПП.

– Алмарш, – проследив за моим взглядом, пояснил мистер Томас. – Приехали, мадам Алина, мадам Анна. Будьте добры ваши паспорта. И, если позволите, говорить с охраной на пропускном пункте буду я.

Я пожала плечами. Грех было спорить. Я, конечно, люблю брутальных мужчин, но не настолько. Огромные верзилы с автоматами, прогуливающиеся вдоль шлагбаума, особого желания вступать с ними в контакт не внушали.

Подождать пришлось минут тридцать: каждую машину перед нами тщательно досматривали. Когда же наконец Land Rover поравнялся со шлагбаумом, сразу стало ясно, что лояльного отношения к нам ждать не придется.

Верзилы с автоматами велели всем выйти из машины и тщательно досмотрели салон. Потом багажник. Потом долго и внимательно изучали предъявленные мистером Томасом документы, после чего задали ему неожиданный вопрос.

– Кто из девушек пойдет с вами, сэр?

– Обе, – невозмутимо ответил адвокат.

– Ваш пропуск дает право пройти только одному сопровождающему лицу.

Потом они отошли и пару минут о чем‑то шушукались (мистер Томас по‑прежнему был с невозмутимым лицом). В конечном счете он подошел к нам и абсолютно спокойным тоном заявил:

– Приношу свои извинения, госпожа Виноградова, но вам придется остаться здесь.

Я посмотрела на Аню и поняла, что только этот момент стоил того, чтобы бросить все в Москве и поехать в Лондон. В один миг она стала похожа на переваренного рака.

– Вообще‑то, я его невеста, – четко выговаривая каждую букву, сквозь зубы произнесла она. – На каком основании меня не пустят внутрь?

– Невеста – это не жена, – безапелляционно заявил адвокат.

И в эту секунду мне захотелось его просто расцеловать.

– В сопровождении со мной может пройти только один человек. И так как мой клиент просил о свидании с госпожой Арсеньевой и специально ради этого она прилетела из России, я должен провести ее.

Аня в возмущении открыла рот и тут же его закрыла. Я понимала, что сейчас она ненавидит меня как никогда и в то же время не может с этим спорить.

Пару секунд поколебавшись, она взяла себя в руки и деланно равнодушным тоном произнесла:

– Без проблем. Здесь неподалеку есть «Старбакс», подожду вас в нем. Кофе там, конечно, так себе, но что делать… Придется довольствоваться тем, что есть.

На этой оптимистичной для меня ноте мы разделились.

Я и мистер Томас вышли на улицу и двинулись в сторону огромного бледно‑серого кирпичного здания. Аня, развернув машину так резко, что чуть не снесла пресловутый шлагбаум, униженно и оскорбленно отправилась пить «так себе кофе».

Следующие два часа я проходила тест на стрессоустойчивость. Если у вас проблемы с нервами, никогда не ввязывайтесь в посещение британских тюрем (вообще, рискну предположить, что и всех тюрем как таковых, просто в других я не была). Сначала нас долго мариновали на входе в очереди для еще одной проверки документов. В конечном счете, когда мы наконец попали в тесную каморку с несколькими охранниками, сотрудники темпами черепахи Тортиллы снимали копии паспортов. Затем была еще одна очередь на досмотр и сам досмотр – прощупали вплоть до кишок, а каждый миллиметр сумки проверили чуть ли не с лупой. Потом надо было отстоять еще одну очередь, чтобы сдать в сейф личные вещи (возникает вопрос, на фига вообще их досматривали). Наконец, нас с мистером Томасом проводили в узкую комнату с деревянным столом и парой расположенных друг напротив друга стульев, где мы просидели еще около часа в ожидании, когда приведут Андрея.

В общем, принимая во внимание не покинувшее меня похмелье, все эти испытания дались с большим трудом. Откровенно говоря, после пережитых очередей, ожиданий и «процедур безопасности» чувствовала себя так, будто пару километров протащила на себе мешок с картошкой. Но как только дверь со скрипом отворилась и двое охранников ввели в комнату закованного в наручники заключенного, всю мою усталость моментально как рукой сняло.

Первым делом я машинально стала вспоминать, не проклинала ли Андрея после расставания. То есть, конечно, проклинала (ну скажите честно, кто не проклинает бывших?). Дело в том, что я на полном серьезе подумала, не наслала ли на него в порыве гнева какую‑нибудь порчу, потому что выглядел он именно как человек, переживший нечто подобное. Вместо неизменно веселого и непоколебимо уверенного в себе статного мужчины передо мной стоял какой‑то осунувшийся старик. Потом он посмотрел в упор на меня. Наши глаза встретились, и сердце совсем сжалось. В его взгляде, всегда наполненном притягивающим магнетизмом, теперь образовалась пустота. Возникало ощущение, что человека просто высосали, отняв у него весь огонь и жажду жизни. И это было по‑настоящему страшно.