Неомаг

По выходу из больницы я всё время находился в квартире родителей, посещал только физиопроцедуры, да делал редкие вылазки за продуктами. Находиться в ней было не так мучительно, как в нашей с Ольгой квартире. На телефонные звонки не отвечал. Дверь никому не открывал, за исключение соседки, которая была дружна с моей матерью, соседка заходила пару раз. Я был ослаблен физически и морально. Большую часть времени я спал. Когда не спалось, щёлкал пультом телевизора или курил, бездумно глядя в тёмный экран.

Вскоре появились новые проблемы, хотя, казалось, куда больше?

Началось всё со странного шума в голове. Появляться он начал под вечер, когда накатывала усталость. Дальше – хуже. Примерно через месяц голова ощутимо шумела уже в середине дня. Ещё через две недели, шум начинался с утра, примерно через час после пробуждения. Поначалу я не испугался, списал на остаточные последствия травмы. Когда шум усилился – сходил к врачу. Милейший старикан, Фёдор Михайлович, друг отца, светил в глаза фонариком, мял голову, мерил давление. В итоге прописал таблетки. После них, шум на какое‑то время пропал, но потом пришёл с новой силой и принёс с собой боль. Постепенно он стал напоминать неразборчивый шёпот. Я стал плохо спать. Повторный визит к Фёдору Михайловичу результатов не дал. Он выписал мне направление на томограмму и договорился, чтобы меня приняли немедленно. Томограмма показала, что с моей головой, в физическом плане всё хорошо, как сказал врач:

– На удивление, молодой человек, но никаких нарушений не наблюдается.

– На удивление? – переспросил я.

– Конечно, после такой‑то травмы, – не смутившись, ответил он.

Между тем боль нарастала. Через неделю я проснулся оттого, что услышал в голове что‑то тихо бубнящий голос. Он принадлежал женщине и неразборчиво бубнил о том, что её все достали: муж – козёл, дети – сволочи. И как ей хочется, чтобы её хоть кто‑нибудь трахнул. Оттрахал до дрожи в ногах и сладкой боли внизу живота.

Я в ужасе скатился с кровати, зажимая уши руками. Голос креп, становился сильнее, и я с удивлением узнал в нём голос соседки. Красивой моложавой женщины, со стройными ногами и чёрными, словно у цыганки, волосами. Всегда хорошо одевающейся и пахнущей терпкими духами. Она была приветлива и улыбчива. Оксана Вадимовна, узнав о трагедии, первая пришла навестить меня в больнице. И сейчас иногда нет, да и заходила.

Голос звучал, казалось, прямо в голове. Он изливал на меня всю потаённую боль, страх и неудовлетворённость жизнью. Я чувствовал её голос каждой клеточкой тела, он отзывался болью в сломанных ногах, дребезжал в паху и тазовых костях и через повреждённый позвоночник бил в голову, в то место, которое приняло на себя удар.

Ощущение было невыносимым, я чувствовал себя колоколом, в который колотит безумный пономарь. Неожиданно пришло понимание: я сошёл с ума. И тут я закричал. Я кричал, и кричал, и кричал и кричал. Криком, пытаясь выплеснуть из себя свою и чужую боль.

Крик не принёс мне облегчения, только голос сменил тональность.

– Бедный мальчик, ему так досталось, надо спуститься, утешить его, – гремело в голове, – он такой симпатичный, милый и… – меня обдало волной желания, внизу живота начали разгораться жаркие угли. Я ловил воздух широко открытым, в один миг пересохшим ртом.

В дверь раздался звонок. Я не выдержал и рванул на кухню, скользя по паркету. Перед холодильником не удержался и упал набок. Дверца с шумом распахнулась. На пол посыпались флаконы и упаковки с лекарством, оставшиеся от родителей.

Рукой нащупал полупустую бутылку «Столичной», дрожащие пальцы никак не могли скрутить пробку. Словно хлыстом ударил в спину звонок, и пришедшая вслед за ним волна чужих мыслей. Всё это время, я, не переставая, орал в тишину квартиры.

– Да что с ним случилась? Кричит как! Напился, что ли, или девку привёл? И это после того, как всю семью схоронил, а жаль, хороший мальчик, аппетитный, худой только. Надо его утешить, или Аристарху позвонить… – этот бессвязный поток мыслей перемежался пронзающими меня эмоциями, свитыми в одну массу: жалость, раздражение, похоть и страх.

– Да заткнись, дура, перестань думать, переста‑а‑а‑нь, – не в силах сдержаться, я орал в сторону двери, захлёбываясь слезами.

Пробка поддалась, и я опрокинул в себя водку. Обжигающая волна хлынула, казалось, не в желудок, а прямо в голову, смывая, заглушая чужое присутствие. Я не останавливался, пока не влил в себя всё, что было в бутылке. Организм, ослабленный травмами и отравленный лекарствами, благодарно принял в себя дозу. Я вырубился.

Пробуждение было нелёгким. Я лежал в луже воды, натёкшей из открытого холодильника. Болела голова. Болело тело – занемевшее и замёрзшее. Слава Богу, голос я больше не слышал. Перво‑наперво я напился. Пил прямо из крана, жадно глотая холодную воду. Напившись, кое‑как доплёлся до ванной.

Когда ванна наполнилась, с наслаждением опустился в воду. Она размягчила боль, засевшую в теле. Я лежал в восхитительно горячей воде и наслаждался тишиной. Мысли лениво ворочались в голове. Что это было? Последствия удара, или я потихоньку схожу с ума. Пьяная дымка в голове начала рассеиваться. Я с наслаждением вытянулся в воде, благо размеры ванны позволяли.

– Вот, сука, падла! Двояк влепила, проститутка, бл…, кошка драная! – неожиданно раздался голос.

Я вздрогнул, пятки скользнули по дну ванны, и я с головой ушёл под воду. Вынырнул, отплёвываясь – пахнущая хлоркой вода раздирала горло:

– Да что такое!

– Прощай, бл…, сраный скоростник, прощай, бл…, поездка на море. Здравствуйте – пиз…. Убью, гадину. – Голос ещё бубнил какие‑то ругательства, разбавленные стенаниями о некупленных вещах.

Постепенно он затих, а где‑то хлопнула дверь. Меня прошиб холодный пот. Я сидел и дрожал в ванной. Голос я узнал. Соседский мальчишка, парнишка лет двенадцати, неплохой на вид паренёк. Вежливый, улыбчивый.

Похоже, кошмар только начинался или у меня от всего случившегося кукушка спрыгнула. Как ошпаренный я выскочил из ванной, наскоро обтёршись полотенцем, бросился в спальню. Чутко вслушался в тишину квартиры. Тихо. Вроде кончилось. Торопливо начал одеваться. И тут со всех сторон на меня обрушились голоса. Не выдержав напора, я упал на колени перед кроватью, уткнувшись головой в неубранное бельё. До боли закусил губу.

Голоса переплетались, то сливаясь в один клубок, то разделяясь. Это было невыносимо. Голоса бубнили в моей голове, перебивая друг друга, так что общий смысл их речей практически не угадывался, лишь отдельные слова. В основном ругательства и проклятия.

Я бросился в прихожую. Без шапки выскочил на февральский мороз. Улица обрушила на меня голоса с новой силой. Они давили, пригибали меня к земле. Как добрался до магазина, не запомнил. Пришёл в себя, только когда, торопливо сорвав с бутылки пробку, влил в горло 150 водки.

Жидким огнём она прокатилась по желудку, волной отдалась в голову и… голоса начали стихать. Пропали они, только когда я допил бутылку. Изрядно опьяневший, я добрался до квартиры. Обнаружил, что забыл запереть дверь. Кое‑как закрыл за собой дверь и свалился прямо у порога.

Глава 4.