Невостребованная любовь. Детство
На твои колени сядет, на мои будет смотреть!
После каждой строчки она слегка притопывая, наклоняясь к Николаю, разводя руки врозь, тем призывала его выйти и присоединиться к ней в танце и соревноваться в пении частушек. Снова Николай и бровью не повёл, девушка повернулась к Наде:
– Я любила, ты отбила, так люби облюбочки,
И целуй после меня целованные губочки!
Девушка на одном каблучке модных сапожек крутанулась, повернулась спиной к молодым и громко пропела:
– Мне милый изменил, думал я заплакаю,
Да такого крокодила я из глины сляпаю!
Удаляясь, продолжила:
– Милый гад, психопат, сволочь насекомая,
Не гуляла я с тобой, не была знакомая!
Постепенно девушка, также распевая частушки и танцуя, затерялась в толпе. Через час девушка вновь появилась перед молодыми, напевая:
– Тра‑та‑та! Да, тра‑та‑та! Чем я девушка плоха!
На мне юбка новая, сама я чернобровая!
Вокруг неё ходил гоголем кругами молодой человек:
– Я иду, а мне навстречу восемь ёлочек порознь.
Милка, я тебя не брошу, только ты меня не брось!
Девушка гордо взглянула на жениха и громко, чтобы слышала вся деревня, пропела:
– Дорогой мой, дорогой! Дорожила я тобой.
А теперь, мой дорогой, не нуждаюсь я тобой!
К ним присоединились озорные девки:
– Нам больших наград не надо, наградите мужиком,
А то всей нашей фермой повенчаемся с быком!
Бабка, что спела похабную частушку, решила в глазах всей деревни реабилитироваться:
– Как уж нынешние куры поют петухами,
Как уж нынешние бабы правят мужиками!
Другая подхватила:
– Ох, девки, беда в нашем переулке.
Баба мужа продала за четыре булки!
И продолжила:
– Я иду и пыль пинаю на дорогу, на цветы:
Милый мой, не задавайся, не один на свете ты!
Стемнело, но никто не расходился. Одних уставших танцоров сменяли другие. Одного гармониста сменял другой. Не было ни сильно пьяных, ни ссор или драк. Пьянство и драки в тех местах в то время были не в чести. По обычаю в случае любого конфликта или ссоры гулянка прекращалась. Этого многие месяцы народ не мог простить задирам, упрекая или поглядывая на них с укоризной: никто не хотел быть таким изгоем и все дружно соблюдали обычаи. Спустя некоторое время по голосам можно было слышать, что преобладают молодые голоса. Это означало, что взрослые разошлись по домам, да по своим делам, уведя с собой детей. Молодёжь этого и ждала. Теперь не плясали хороводами и не отплясывал танцор‑солист. Молодые танцевали парами, а со стороны с завистью за ними наблюдали несколько девушек, которым не достались кавалеры.
Некоторые из званых гостей, заходя в избу, прихватывали с собой пучок сена или соломы, перешагнув порог, швыряли пучок и мусор на пол. Женщины рвали газеты на лоскуточки. Дружка взял полную бутылку с самогоном, другой мужчина – поднос с рюмками, а сестра Николая – поднос с блинами, пошли по кругу с угощением. Каждый, кто выпивал, ставил пустую рюмку обратно на поднос, поднимал руку вверх, всплескивал ей вниз и говорил:
– Эх! Была, не была! – и кидал деньги на пол.
