Никто и Ничтожество

«Куриный глаз,

Корень лопуха,

Прямо здесь и сейчас

Увижу кого‑нибудь, кроме тебя!»

 

Кошка лишь ухмыльнулась.

– Это ты сейчас заклинание прочла или рэп зачитала?

Пожалуй, в этой ситуации мне ничего не оставалось, как добавить:

– Йоу, я буду счастлива только с чёрным котом! Наши ссоры сейчас, наше счастье – потом!

Кошка вдруг улыбнулась, и промурлыкала:

– Это просто смешно…

«Так тебя нужно было рассмешить! – озарило меня. – Я не смешная, но мои попытки быть такой, кажется, смогут тебя развеселить». И я уже стала придумывать, как вместо конусной шляпы волшебницы примерить на себя колпак шута, как вдруг черная шерсть на загривке кошки встала дыбом, а за моей спиной раздалось тяжёлое дыхание. И передо мной был всего лишь один вопрос: стоит ли оборачиваться?

Я знала, кто там. Время от времени это случалось. Стоило мне о нём забыть, как он приходил. И потом всё повторялось: я забывала, а он возвращался, чтобы напомнить о себе, о нас, о нашем договоре.

Дьявол приходит к каждому. К каждому, кому ещё не исполнилось шести лет. Думаю, это именно та причина, по которой все, кого я спрашивала, говорили, что не помнят ничего подобного. Иногда мне кажется, что никто не помнит своё детство так же хорошо, как его помню я. Тогда всё было другим…

Когда я была младше, мой мир был меньше, зато я в нём была больше и значимей. Я стала старше, мир оказался огромным, а я в нём – маленькой. Очередной парадокс, очередное противоречие – взрослые часто оказываются меньше, чем когда они были детьми. И в свои неполные шесть лет я была подобно юному богу, бродящему по клочку земли, ограниченному высоким деревянным забором и вмещавшему в себя почти весь мой персональный мир.

Это случилось перед бурей, я играла на улице во дворе. Небо пожелтело, словно старое фото, и воздух стал таким же тяжёлым, как воспоминания, навеянные старыми фотографиями. Тот момент изначально был похож на воспоминание. Его словно никогда не было, он всегда был только лишь воспоминанием, которое я стараюсь забыть. И это воспоминание приходит каждый раз, когда у меня получается. Каждый чертов раз.

Это была огромная жаба, жаба выше моего колена. А я была, между прочим, достаточно высоким ребёнком. Потом он был осьминогом, потом козлом. Форма менялась, но глаза всегда оставались прежними – прямоугольные зрачки, чужие даже в нашем многогранном и пёстром волшебном мире.

Долгое время я думала, что это был Дьявол. Забрать душу ребёнка гораздо проще, чем заполучить душу взрослого. Всего два фактора, которые способны заставить любого ребёнка отдать душу забавной разноцветной рогатой жабе. Во‑первых, нужно хотеть чего‑то по‑настоящему сильно. Во‑вторых, нужно верить в то, что своими силами ты никогда этого не получишь. К счастью, дети до шести лет редко хотят чего‑то больше, чем жить. К несчастью, я никогда не была из таких детей. Я хотела стать волшебницей. Я хотела, чтобы глаза Солнца и Луны щурились от улыбки. Я даже представляла тогда, что месяц – это радостный прищур. И хотя книги по астрономии уверяли меня, что дело не в счастье и улыбке, я предпочитала свою собственную теорию общепринятым истинам.

И я согласилась отдать жабе свою душу за то, что она поможет мне стать величайшей волшебницей всех времён. В конце концов, её разноцветные пупырышки на теле были такими забавными, а тон таким дружелюбным, а предложение таким заманчивым, что отказаться было бы просто глупо. Так мне тогда казалось.

Ничего не изменилось в тот день. Началась гроза, и я убежала со двора в дом. Собака, понюхав меня, зарычала, и мама её прогнала на крыльцо. Моя душа была со мной, величайшей волшебницей я не стала, я для проверки попробовала остановить дождь, и это не вышло: наша лягушка, предсказывающая погоду, не изменила своего положения в террариуме. Ничего не изменилось, но почему‑то мне было стыдно смотреть в глаза родителям. И я была виновата перед псом, которого выставили из‑за меня за дверь.

Позже я поняла, что вот это‑то то и изменилось. Маленький червь, грызущий меня изнутри до сих пор, тогда только‑только начал расти. Во мне посилилось глубинное чувство вины, которое не всегда легко было объяснить. Я не стыдилась того, что выбрала лёгкий путь. Я не люблю трудности и думаю, что не любить их нормально. И всё же мне было стыдно. Странное чувство, будто ты виновен в том, что ты это ты. Словно ты никогда никому не понравишься, даже если уже есть люди, которые тебя любят. Странное чувство долга страданию, тьме и печали. Что‑то странное, что живёт во мне с детства. И в чём виновата лишь я сама.

Птицы, которые жили на деревьях у нашего дома и уносили мою печаль, стали умирать. Они не справлялись с тем, что на себя брали. Их смерть тоже стала моей виной. И потом с каждым годом вины становилось лишь больше и больше. И тоски тоже. Мне даже приходилось есть камни, чтобы желудок стал тяжелее сердца. Любой другой груз был лучше груза на сердце, мне хотелось о нём забыть. Я изучила столько пород камней, что могла бы получить сертификат геммолога, но это было мне ни к чему, ведь лицензия волшебницы интересовала меня куда больше.

И вот снова, снова рядом со мной стоял огромный чёрный козёл. В его кровавых глазах дрожали прямоугольные зрачки. Рога были острые, как ножи, и казалось, будто концы их измазаны запёкшейся кровью. От его свалявшейся шерсти разило серой, его дыхание было гнилостным, его дыхание пахло смертью. Поэтому я давно уже перестала называть это чистое зло Дьяволом. С тех пор, как я стала Тантанарет, а не малышкой Тани, с тех пор мой Дьявол стал Смертью. И Смерть преследует меня.

– Я соскучился, – трескающимся голосом произнес он. – Покажи мне свою душу. Я хочу забрать её.

Он стоял так близко, что я могла почувствовать зловонное трупное дыхание, даже не оборачиваясь. Я не хотела видеть глаза, которые и без того видела в кошмарах, потому не смела обернуться. Но как всегда твёрдо, твёрдо как лёд декабря, о котором каждый знает, что в марте он растает, вот настолько твёрдо я ответила:

– Сейчас я не отдам тебе свою душу. Уходи.

Я искренне верю, что главное не в том, пообещали ли мы отдать свою душу Смерти или нет. Главное – отдали ли мы её. И пока что я за свою душу держусь. Пускай это и самое выматывающее, что когда‑либо случалось со мной, но я держусь. Я бы предпочла всю жизнь бродить на морозе, проваливаясь в сугробы, теряясь среди одинаковых деревьев и одиночества, чем время от времени встречаться со Смертью. Я слышу её запах, даже когда она не показывает свой облик, пускай я и уверена, что ни один из тех обликов, что я видела, не был настоящим.

Встревоженные зелёные глаза кошки были последним, что я запомнила. И первым, что я увидела, когда проснулась. Я лежала на незнакомой чужой кровати, прикрытая одеялом, обложенная нарезанным луком, который, как известно всем целителям, вытягивает из больных плохое самочувствие. В комнате было очень жарко и душно, мне хотелось плакать и пить. И тут я увидела, что на полу, прямо у изголовья кровати сидит кошка. Она поставила лапки на край матраса и боднула мою наклонившуюся вниз голову. Я опешила.

– Т‑ты что такое делаешь?

– Бодаюсь, – таким же растерянным голосом, как и у меня, ответила мне кошка.