Огненный лис

Ещё она успела порадоваться, что это был всего лишь сон – никто не упрекнёт её, что она подглядывает. Мало ли что кому снится!

***

Утро не задалось у всех. Нор встал непривычно хмурый. От Роула иного уже и не ждали, но не станет же он жаловаться, что после вчерашней тренировки у него болит каждая мышца. Впору благодарить Джину с Ласом, за то, что сегодня они свободны от работ.

За завтраком командир подошёл к своей группе и протянул Энни листок.

– Тебя освобождают от физподготовки на две недели, – сообщил он.

– Что это значит? – Энни пробежала глазами официальную бумагу с личной печатью и подписью директора.

Роул пожал плечами.

– Не знаю. Носи справку при себе, могут проверить, если встретят тебя не на занятиях.

Роул ушёл. Он был так же озадачен, как и остальные.

Теперь настроение испортилось у Джины:

– Ой ли можно и мою фамилию приписать? Хэй Эн, кому ты дала взятку, есть ли рассрочка и хочет ли он процент?

– А как зачёт принимать будут? – Нор думал о чём‑то своём мрачном, и Энни явственно ощутила его тревогу и злость. Обе эти эмоции были направлены на неё.

Лас промолчал, задумчиво ковыряясь в каше. Энни смутно понадеялась на его поддержку, но он опять спрятался за непроницаемой маской. С его стороны Энни уловила только лёгкое беспокойство.

От силы негативных эмоций, направленных на неё – а тут ещё полная столовая невыспавшихся недовольных студентов фоном, у Энни закружилась голова. Сжав губы, она поднялась и вышла, пока не стало хуже. Завтрак остался нетронутым.

Джина что‑то говорила ей вслед, но Энни даже вслушиваться не стала.

– Ой ли как с ней быть? – тряхнула кудряшками и монисто эшида. Нор невольно вздрогнул от этого звука, припоминая, на что способна эта невинная на первый взгляд побрякушка.

Лас вспомнил особенно печальный абзац из дневника кира Дитоса:

«И не было хуже пытки, чем гнев, злоба и негодование, вызванное моим присутствием. Они пронзали моё нежное детское сердце, подобно стрелам кентавров, пропитанных ядом, отравляющим кровь…».

Ласа особенно умилила фраза про кентавров. Один его знакомый кентавр не признавал оружия, а другой мастерски владел всем, что резало, кололо и било, но парню чаще доставалось просто палкой. Боевым посохом, если быть точным.

Нор отвечать не спешил, и Лас рискнул открыть рот:

– Ваши гнев, злоба и негодование причиняют ей страдания.

– Энни трудно находиться с нами, когда мы сердимся на неё или из‑за неё, – перевёл Нор с книжного на человеческий.

– Ой ли я не… ну разве что совсем чуточку и ещё щепотку! Мне ж одной теперь на стадионе фигуру портить!

Нор только согласно кивнул. Мысль о зачёте до сих пор вызывала у него досаду. Но ведь и с Энни нехорошо получилось.

Нор посмотрел на нетронутую тарелку. Энни даже кусок хлеба с тончайшим ломтиком  сыра с собой не прихватила. Он пододвинул бутерброд к Ласу.

– Отнеси ей поесть, а то опять в обморок упадёт.

Джина пододвинула свой бутерброд тоже.

– Ой‑ей, драгоценный, скажи ей, что мы извиняемся.

Нор согласно придвинул собственный вклад . Пока Лас колебался, Джина запаковала все три куска серого хлеба с сыром – её, Нора и забытый Энни – в салфетку. С завистью глянула на Ласа, спешно уплетающего свою порцию, и вздохнула – липкой каши можно было взять сколько угодно, а вот сыр почитался за деликатес и выдавался строго по одному на человека.

– Хэй, славный, а не проверить ли нам, вдруг что осталось на кухне? – предложила Джина, проводив уходящего Ласа взглядом.

– А давай, – согласился Нор, которому тоже не хотелось страдать от голода и собственного благородства.

Уже выйдя из столовой, Лас услышал со стороны раздачи грохот, подозрительно похожий на отвлекающий манёвр.

***

Стадион в это время пустовал, а Энни больше и не нужно было. Она спряталась в закуток у самого входа – так меньше продувало на холодном утреннем ветру, от которого не спасал плащ с капюшоном. Но это было даже хорошо – физический дискомфорт отвлекал лучше всего.

Она в школе меньше недели, а уже не справляется. Винить можно только себя. Она прекрасно знала, как тяжело ей среди людей. Когда Энни первый раз отправилась на ярмарку в соседнее село, то убежала, даже не дойдя до ворот – досталось же ей тогда от матери!

И всё равно Энни пошла бы в Рубеж. Других вариантов не было.

Она вспомнила удивлённое лицо мага‑сопроводителя, когда закрытая на засов дверь в подвал распахнулась настежь, и она появилась на пороге. Только что он разговаривал с мелким воришкой‑карманником, у которого обнаружился слабый дар земли – втолковывал ему, что от тюрьмы с его достижениями не отвертеться, а в школе он проведёт те же пять лет, получит профессию… Это был хороший человек. Слегка обиженный на свою судьбу и невысокую должность, но неравнодушный и честный. Энни такие встречались редко. Она поняла тогда: если не уйдёт с ним, то вряд ли когда‑нибудь вообще покинет следовательский участок.

Энни никогда не думала раньше, как она открыла дверь – казалось, что Дэррен просто забыл закрыть её – хотя это было невозможно. Ни один богатей так не берёг золотые, как Дэррен эмпата‑подростка в подвале своего участка. Сейчас Энни могла поклясться – ей помогла магия. Её магия. Она и не знала, что обладает этой другой… инте… инет… как там Лас её называл?

Голова тогда кружилась просто безумно, язык еле ворочался.

– Право учиться! – выдохнула Энни. Маг‑сопроводитель так и застыл с открытым ртом. Она прекрасно знала, что вряд ли производит приятное впечатление – бледная до серости, худая, в грязной и местами порванной одежде, всклокоченная, на руках саднят следы от только что сорванных верёвок – Дэррен очень хотел убедиться, что его «талисман на удачу» никому не покажется на глаза, пока сопроводитель не поговорит с мальчишкой.

– Племяшка! Не стоит беспокоить господина мага. – Дэррен расплылся в фальшивой улыбке. Энни чувствовала, как бешенство клокочет под этой лживой личиной, но следователь умел держать лицо. Повернулся к магу. – Она у нас не в себе, больной ребёнок…

Кто бы подумал, что этот статный мужчина с таким прекрасным добрым лицом может так жестоко врать? Он шагнул к ней, распахнув руки, как будто желая обнять дорогую родственницу. Энни шарахнулась от него как загнанная мышь от кота.