Око Элиона. Приключения Братислава

Не успел я осознать всю глупость мною сказанного, как острая боль ожгла бедро. В добавок стражник так саданул меня в грудь сапогом, что я отлетел метра на два, растянувшись на земле. Поскольку разговор как то сразу не задался, я пополз прочь от стражей к реке, стараясь побыстрее увеличить разделяющую нас дистанцию. У реки я осмотрел ногу и обнаружил ужасно выглядевшую рваную рану от меча. Кровавый след тянулся по песку за мной от самых ворот. Я понял, что если быстро не остановлю кровотечение, то потеряю сознание, а поскольку никто не спешил мне на помощь, за потерей сознания последует смерть. Мой взгляд упал на травы, что буйно росли у воды, и я разглядел тростник, останавливающий кровотечение. Я сорвал широкий лист, и сковырнув ногтями верхний слой так, чтобы на поверхности листа выступила прозрачная жидкость, приложил его к ране. Проделав эту операцию столько раз, сколько это было необходимо, чтобы закрыть всю длину пореза, почувствовал жжение. Чтобы не стонать от боли, я сорвал ствол тростника и разжевал его, поглощая сладковатую жидкость. Процесс заживления начался споро. Кровь перестала бежать, как только я приложил целебные листья, а рана потихоньку начала затягиваться тёмной корочкой. Из‑за необдуманных, в сердцах сказанных резких слов, моя нога навсегда получила безобразное украшение в виде шрама, с лёгкой подачи клинка стража, но хотя бы рёбра остались целы.

Валяясь у реки в опасной близости от летавших здесь шершней, я стал понимать всю важность предостережений Казимира. Решив впредь держать язык за зубами, я аккуратно стал перемещать своё многострадальное тело к тени деревьев, росших чуть западнее входа в крепость. Доковыляв до них, увидел, что не одному мне по нраву эта тень. Там находилось трое парней. При каждом была кирка и мотыга. Не нужно было быть семи пядей во лбу, для того, чтобы догадаться кто это. Рудокопы сидели вокруг костра, на котором весело булькала какая‑то похлёбка.

– Можно составить вам компанию? – спросил я, подойдя поближе.

В ответ я услышал долгое молчание, а затем один из них, что выглядел старше, сказал:

– Это стражник так тебя отделал?

Я кивнул, присаживаясь у дерева и опираясь на него спиной.

– А что ты через южные ворота сунулся? Давно же все знают, что лучше через северные.

– Ну, видимо, я к этим знающим не отношусь. – постарался улыбнуться я, – А если вы в крепость идёте, с вами можно?

– Выглядишь ты так, что у меня у самого руки чешутся тебе оплеуху отвесить. – недовольно произнёс рудокоп.

– А что не так? – устало спросил я.

– Грязный, тощий, заросший, в рванине! – начал перечислять все мои недостатки он, – Очень подозрительно выглядишь. Уж не сбежавший ли ты каторжник?

– Нет. – отмахнулся я как можно беспечнее, – В лесу много времени провёл. Бродяжничал, заблудился, ну знаешь как бывает?

– Ага. – неопределённо ответил рудокоп.

– А где тут можно одежду взять? – спросил я, – Может, ты одолжишь?

– Чего? – возмутился он, – Никто тебе ничего одалживать не будет. Одежду можно купить в крепости, у Челка. Для этого конечно поработать надо, чтобы далеоны водились. Но тебя всё одно не пустят.

– Выручи, а? Очень мне внутрь надо!

– Да всем очень надо! – фыркнул он, – Много вас тут таких объявляется, да только мрёте вы как мухи, имени не запомнить. Можешь даже не представляться, вдруг скоро представишься?!

– Как же мне тогда быть? – понурив голову, печально произнёс я, – Хоть совет какой дай.

– Ну, наперво, – ответил он очень довольный тем, что к его словам прислушиваются, – вот тебе бритва. Сходи, побрейся. Во‑вторых, сними с себя всю рвань. Потом возвращайся, скажу дальше что делать.

Поблагодарив рудокопа за неожиданное участие, я отправился назад к реке. Солнце скатывалось к горизонту, окрасив её воды в красный цвет. Чтобы видеть своё отражение света пока хватало. Я начисто сбрил густую бороду с усами и бакенбардами, убрал свисающую чёлку, и как можно короче срезал волосы, придав им некое подобие порядка. Затем я снял с себя остатки рубашки и укоротил рваные штаны, превратив их в шорты. Обувь снимать не пришлось, поскольку её давно на мне не было. Из реки на меня смотрел зеленоглазый молодой человек среднего роста, с нагловатой улыбкой, ширококостный, но настолько худой и измученный, что казалось прожил дюжину веков.

Песок быстро отдавал тепло, предавая день и полностью принимая сторону ночи. Я стал мёрзнуть. Поспешив обратно к весёлому костру хмурых рудокопов, я присел поближе к оживляющему теплу, и вернул бритву её хозяину.

– Это другое дело! – похвалил мою работу рудокоп, – Завтра мы пойдём в крепость, через северные ворота. Там на смену Лихой заходит, десятник. Он не требует платить сразу, но не обольщайся слишком. Потом он заставит всё отработать, но это будет меньше, чем возьмут на южном входе. Я дам тебе мотыгу, так ты будешь на рудокопа похож. С нами ты не пойдёшь. Не хочу, чтобы из‑за тебя у нас проблемы возникли. Смотри, увяжешься за нами, получишь киркой промеж глаз!

– Спасибо, дружище! – ещё раз искренне поблагодарил я, – Только не пойму, что ты ко мне столь щедр?

– Долг платежом красен. – ответил он, – Попадёшь внутрь, там и поговорим.

– А скажи мне, – полюбопытствовал я, – почему вы так спокойно сидите здесь? Разве рудокопам разрешено свободное перемещение?

– Вот ты тёмный человек. – вплеснул он руками. – Разве ты видишь калёные метки на наших телах? Мы рудокопы, но свободные!

– Точно. – хлопнул я себя по лбу, – Я ведь того, пока по лесам шлялся немного не в себе стал. Много забываю что.

– Понятно. – отрезал рудокоп неприятным тоном и отвернувшись от меня продолжил трапезу.

Несмотря на то, что котёл был больших размеров, никто из рудокопов и не подумал поделиться со мной пищей. Запив голод речной водой, я примостился у костра и, впервые за долгое время, заснул здоровым сном.

Спалось не долго. Ближе к рассвету костёр, оставленный всеми без присмотра, погас, и я проснулся от дикого, как мне показалось, мороза, пробирающегося по моим костям прямо к сердцу. Рудокопы, согретые одеждой, сладко спали, а я, чтобы не околеть, начал пританцовывать на холодном песке. Осознав, что это бесполезное занятие, отправился к реке в поисках сухого валежника. У реки небольшой прохладный ветерок ввёл меня в такое отчаяние, что я чуть не убежал снимать одежду с рудокопов, но, пересилив себя, продолжил поиски. Минут через десять, поиски увенчались полным успехом. Огромный ствол сваленного ураганом дерева наполовину лежал в воде, собирая на себя все ветви и сор, сплавлявшиеся вниз по течению. К рудокопам я вернулся с целой охапкой горючего материала. Работа была проделана немалая, и я согрелся. Бросив всё это в потухший костёр, и старательно раздувая краснеющие угли, чем разбудил спящих, я только сейчас понял, что тело освободилось от малейших признаков боли, или стеснения в движениях. Аккуратно убрав с ноги прилипшие листья лечебной травы, ожидаемо увидел свежий шрам, но рана больше не кровоточила. Я не мог не радоваться этому факту и настроение портило лишь чувство нечеловеческого голода. Даже в темнице нас кормили, пусть и весьма поганой едой, а здесь я оказался предоставлен сам себе и никто не заботился о том, чтобы мой желудок был сыт. Огонь запылал, охотно делясь теплом, но я уже не мог заснуть, и сидел перед ним, временами плотоядно посматривая на троих рудокопов. Затуманенный разум рисовал картину того, какие отличные щи из них могли бы получиться. Я старательно гнал эти химеры прочь, ужасаясь самому факту их наличия, и испытывал серьёзные опасения по поводу здоровья своего рассудка.