«Он» всегда дома. История домового

Постепенно все было сделано. Замолчала в хлеву сытая и подоенная корова, затихли овцы. Осиротевшие члены семьи легли спать и, не смотря на потерю отца, измотанные похоронными хлопотами, быстро уснули.

 

При ярком лунном свете, пробивавшемся в хлев через маленькое оконце, все еще жевала свежее сено корова. Через изгородь от нее поила ягнят своим молоком овца. По соседству с ними сидели на жердях курицы и петух, вход к которым был устроен отдельно и вел прямо в небольшой огороженный загон, а затем, через него и во двор. Остатки большой копны пахучей травы, что была брошена одним из сыновей покойного корове, медленно таяла, превращаясь в совсем небольшую кучку, которая сама собой еле заметно придвинулась к морде животного, избавляя того от необходимости сильнее вытягивать шею для продолжения трапезы. То же самое случилось и с кучкой травы в закутке у овцы. Потом кто‑то крохотный и невидимый в темноте взрыхлил зерно в плошке для кормления домашней птицы, при этом свет яркой в эту ночь луны едва коснулся маленькой мохнатой лапки с черными острыми коготками, больше напоминавшей по виду человеческую руку в миниатюре, только спрятанную под обильным шерстяным покровом. Лапка исчезла в темноте хлева вместе с ее обладателем. А чуть позже под входной дверью прошмыгнуло что‑то или кто‑то, совсем крохотное, чье тело было покрыто густыми бурыми волосками. Этот кто‑то или что‑то не был похож не на крупную крысу, не на кошку, не на обитателя окрестного леса, будь то куница или лиса, прибывшая в селение к людям, чтобы поохотиться на домашнюю птицу или мелкий скот. Этот кто‑то тенью проследовал от хлева к собачьей будке, где дремал хозяйский цепной пес, исправно несший сторожевую службу, но, не смотря на это не отреагировавший на движение в темноте должным образом. Он лишь приоткрыл один глаз, потом приподнял морду, высунул язык, словно не видел опасность, а встречал кого‑то до боли знакомого, кому был рад, от чего псиная морда приобрела радушный вид.

Из тени на небольшой, хорошо освещенный луной участок двора, прошмыгнуло что‑то или кто‑то, сделав это так быстро, что даже очень внимательный глаз не заметил бы этого, в самом лучшем случае приняв молниеносное ночное движение за быстрый бег шустрой кошки. После это нечто небольшое и темное появилось возле собачьей будки, от чего пес в ней высунул морду, радостно обнюхивая своего гостя, а затем он попытался лизнуть его, но не успел, потому как ногтистая мохнатая ручка или лапка перехватила его, слегка прижав к земле черный песий нос. В ответ тот явно решил поиграть с неведомым существом, но не успел. Гость моментально исчез, скрывшись где‑то в темноте двора, отреагировав на появление вдали толстой крысы, скачками преодолевавшей участок возле забора, и проследовавшей от угла хозяйского дома к хлеву, где мирно дремал домашний скот.

Потом нечто или некто, со стороны выглядевший едва ли не как дикий зверек, стремительно прошмыгнул вдоль стены дома и остановился возле крыльца, где дремала хозяйская кошка. В воздухе очень тихо прозвучало что‑то вроде резкого выдоха струи воздуха, от чего кошка встрепенулась и, подняв голову и выпучив удивленные и испуганные глаза, принялась со страхом смотреть на того, кто прервал ее ночной отдых. Через секунду мохнатая лапка с коготками резко и беззвучно отвесила кошке оплеуху, от чего та негромко взвизгнула, почувствовав боль и обиду и устремилась, будто по указанию, именно в ту сторону, где некоторое время назад обладатель когтистой лапки завидел толстую крысу. Со стороны могло показаться, что кошка была словно наказана этим существом за полное отсутствие бдительности со своей стороны, из‑за чего грызуны вольготно чувствовали себя и перемещались по двору, как им вздумается.

Потом кто‑то или что‑то двинулся к входной двери, нырнул под порог сквозь тонкую щель в полу и растворился в ней, явно намереваясь проникнуть в дом. Уже в доме «он» сначала спрятался за печкой, тенью шмыгнув по полу вдоль стены, потом появился с другой стороны печи, где стояли кровати сыновей хозяйки и, теперь уже покойного, хозяина дома. Подойдя к ним, при этом прячась за кроватными спинками, «он» тихо прополз к подушкам, на которых спали молодые мужчины и медленно осмотрел лицо каждого из них, будто убеждая себя в их хорошем самочувствии. Удостоверившись в крепком сне и ровном дыхании последних, «он» тенью неслышно проследовал в женскую половину избы, проскользнув между тканевых занавесок. Побыв в полной темноте некоторое время, где также неслышно перемещался от одной дочери похороненного сегодня главы семейства к другой, убеждаясь в их здоровом сне, «он» скользнул сначала за комод, потом за сундук и появился возле хозяйской кровати, что стояла на «взрослой» территории избы. Медленно поднявшись на перину по деревянной стойке, «он» беззвучно приблизился к лицу женщины, которое немного было освещено лунным светом, льющимся из‑за полупрозрачной, тонкой материи оконной занавески.

Хозяйка дома, сломленная потрясением утраты супруга и нервным напряжением последних дней, крепко спала, не смотря ни на что. «Он» стал смотреть на нее, будто любуясь родным и любимым человеком, к которому был давно и сильно привязан и даже предан. «Он» проверил ее дыхание, склонив свою не то мордочку, не то покрытое шерсткой личико к ее губам, от чего, попав краем носа под лунный свет, остановился и замер в этом положении. Потом «его» когтистая ручка медленно, как бы заботливо, провела по ее волосам, словно любовно гладя по голове. «Он» еще какое‑то время так делал, оставаясь в тени, а затем тихо лег возле женщины и, словно кошка, свернулся калачиком. Но долго так не лежал.

Беззвучно соскочив с хозяйского ложа и, тенью проследовав за печь, «он» появился на крыльце перед входом в дом, где увидел лежащую, как для отчетности, мертвую крысу, еще теплую и не окоченевшую. Кошки рядом не было, но запах ее еще оставался, подчеркивая ее недавнее здесь присутствие. «Он» снова тенью шмыгнул вдоль стены дома, проскочил под забор, появился возле собачьей будки, где, не разбудив чутко спящего сторожевого пса, проверил наполнение водой его миски. Потом устремился к хлеву, где прошел вдоль загонов всего скота и мимо курятника, заглянув в который внимательно осмотрел самую старую в нем курицу.

Видимо чувствуя «его» присутствие, птица зашевелилась, но продолжила спать. А «он», будто беззвучно произнося не то заклинание, не то молитву, шевелил в полной темноте губами и гладил ее по шее, крыльям, груди. Птица перестала вздрагивать, дыхание ее стало ровнее. А «он» приподняв взгляд, остановил его на кошке, что сидела в это время на чердаке сарая и бдительно сторожила появление своей очередной жертвы, наперед зная, что с нее потом за это спросят.

Недолго понаблюдав за животным, «он» проследовал по двору к дому, на ходу еще раз осмотрев все хозяйство, выглянул из‑под ворот на улицу, где кинул взгляд в сторону хорошо освещенного луной терема колодца, потом туда, откуда еле виднелся тускло горящий костер ушедших в ночное деревенских подростков.

Наконец, словно успокоившись, «он» вернулся в дом, где, выглянув из‑за печи, увидел неспящей хозяйку дома, которая в это время стояла на коленях перед иконами, молилась и крестилась. Тихо посмотрев на ее с укором самому себе, что не смог дать женщине крепкий сон, «он» беззвучно упал на колени позади нее и тоже стал кланяться образам точно так же, как делала она. «Он» закрывал глаза, будто читал молитву, кланялся, припадая лбом к полу, но не крестился, так как по сути своей не мог был крещеным. В недрах своей души «он» считал себя Божьим созданием, а потом глубоко верил и всегда, когда входил в дом не по срочной надобности, поворачивался к стоящим в красном углу избы иконам и отвешивал медленный поклон, делая это только в том случае, если дома никого не было.