Осколки юности
– Делай что хочешь, – без эмоций сообщила девушка и вышла из машины Мурки.
Собственно, Мурка так и поступил и уже утром ехал по проселочной дороге по направлению к дому Лоры с деньгами и пока без Борзого.
* * *
Мой сон прервался, когда часы показали 10:42. За окном вместо привычного пейзажа, а именно яркого солнца, от которого на асфальте можно было бы спокойно пожарить яичницу, а также стоящих мирно деревьев, небо было затянуто сплошной синей тучей, у которой, казалось, не было краев. Я быстро встала с кровати и стала быстро напяливать на себя одежду, так как хотела успеть добежать до нашего отдела милиции.
– Лора, доброе утро.
– Доброе, теть Надь, – крикнула я из коридора Настиной маме, которая стояла уже позади меня на кухне.
– Ты куда бежишь? Сядь, позавтракай!
– Извините, дела! – коротко бросила я, так как на прощание с ней у меня времени не было. Хотелось быстрее написать заявление и помыться. Я не чувствовала ни голода, ни холода, мне просто хотелось смыть с себя всю эту грязь и забыть об этом как о страшном сне.
Я вышла за ворота Настиного дома и принялась закрывать их. Из‑за ветра тяжелая железная дверь плохо поддавалась закрытию, поэтому мне пришлось развернуться к ней лицом и надавить обеими руками.
Ворота были закрыты, и в ту же секунду у меня за спиной раздался громкий гудок автомобиля.
Я вскрикнула и обернулась на звук. Предчувствие мое после увиденного стало нехорошим, причиной тому послужил старый «запорожец», за рулем оного сидел Мурка.
– Что тебе нужно?! – грубо поинтересовалась я.
– Сядь в машину, поговорить надо.
– Не о чем мне с тобой говорить!
– Да, я знаю, что произошло. Не переживай, я полностью на твоей стороне.
Я обернулась по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, быстро запрыгнула на переднее сиденье к Мурке.
– Говори!
– Не тут же, – заявил он и надавил на педаль газа.
Мы неслись как сумасшедшие к краю поселка. Позади нас оставались жилые дома, и на смену им пришли кусты и деревья.
– Куда мы едем?! Неужели нельзя тут поговорить?! – обеспокоенная ситуацией, спросила я у водителя «запорожца».
– Так будет лучше, поверь.
В моей голове начали зарождаться нехорошие мысли о том, что история может повториться, только вместо «Победы» будет «Запорожец», а вместо Борзого – Мурка.
Мы подъехали к заброшенному коровнику и остановились аккурат возле него.
– Лор.
– А?
– В общем, я знаю, что произошло у вас с Борзым. Он не прав, абсолютно не прав. Я понимаю твои чувства по отношению к нему. Понимаю, что тебе сейчас очень плохо, и то, что ты хочешь его посадить, я тоже понимаю. Но у меня есть к тебе дело.
– Что еще за дело такое?!
– Мы тут собрали для тебя деньги, не очень большая сумма, но тебе она пригодится, тем более ты в институт поступать собираешься. И еще мы с парнями посоветовались и поняли, что Борзого тоже наказать надо. Сегодня мы ему почки опустим, еще и на коленях извиняться перед тобой будет, и кровью будет ссать неделю. Я клянусь тебе.
– Так, стоп. А зачем тебе это?
– Так… Я могу тебя взамен кое о чем попросить?
– Я тебя внимательно слушаю! – моя правая рука вцепилась в поручень на двери, а живот неприятно заболел от волнения.
– Взамен не пиши, пожалуйста, на него заявление, а то у него мама болеет.
– Повтори, пожалуйста, еще раз, что ты сказал, – четко произнесла я, а моя голова отказывалась воспринимать всерьез такую информацию.
– Короче, держи деньги, приходи вечером смотреть на драку, но не пиши заявление, по рукам?
– А, собственно, почему я не должна его писать?
– Понимаешь, у него батя два года назад повесился, у матери сердце больное, если его посадят, то матери плохо станет.
– Ах мамаше его плохо станет?! А мне было не плохо, а просто зашибись?! Знаешь, что я тогда вообще чувствовала?! Конечно же, ты ничего не знаешь!
– Лора…
– Заткнись! Мамаша, видите ли, у него больная! А че ты за его мать‑то переживаешь?! Он вот не переживал за нее, когда меня насиловал! А ты че, а?!
– Ты не понимаешь… просто…
– Завали! Короче, я буду писать на него заяву! А деньги эти себе в очко засунь!
Он что‑то пытался сказать, но я быстро вышла из машины и захлопнула дверь с такой силой, что та даже качнулась немного.
– Не писать заявление на него! Ага, щас! Ничего! Пусть в тюрьме поживет! Там ему самое место, – бубнила я себе под нос.
До моего дома от коровника надо было идти пешком минут двадцать прогулочным шагом. Я бы так и шла, если бы тучи, нависавшие над поселком столько времени, не проливали бы на землю холодный ливень. К ливню прибавился порывистый ветер и раскаты грома. Мне стало жутковато. Я пробираюсь сквозь заросли к поселковой дороге, а ливень хлещет мне прямо в лицо и не дает нормально пройти. Трава так и норовит запутать ноги, но я упорно иду вперед. Дорога казалась мне бесконечной, и я значительно прибавила шаг.
Пройдя еще несколько метров, моя нога наступила на что‑то мягкое и скользкое, и я, потеряв равновесие, плюхнулась в грязь со всего маха. Боль от ушиба казалась невыносимой. Я неудачно упала на руки, на моих ладонях виднелись небольшие царапины, вся одежда была в грязи, меня била мелкая дрожь от холода. Как назло, из‑за сильного ветра капли дождя попадали мне в лицо, в том числе и в глаза. Трезво оценив ситуацию, я поняла, что в такую погоду добраться до отделения милиции сейчас будет просто невозможно. Транспорт у нас здесь ходит только утром и вечером в будние дни, а сегодня было воскресенье. У отца хоть и имеется машина, но я не хочу ему рассказывать про это происшествие, по крайней мере не сейчас, а сама водить не умею.
