От укусов ос

Завтрак прошел в напряжении. Не могла же Хелен разозлиться из‑за невинного вопроса. Что‑то тут было не чисто. Даже похвала за вкусную еду не подействовала. Она кивнула и принялась мыть посуду, не обращая на меня никакого внимания.

Около двух Хелен позвонили.

– Журналист будет через полчаса, – сухо сообщила она и ушла к себе.

Не сговариваясь, мы решили приодеться, правда, о фотосессии речи не шло. Наверно, у нас одновременно проснулось желание выглядеть притягательной и женственной. Хелен обворожительно выглядела в широких брюках и белой свободной рубашке, в ушах качались большие круглые серьги, отлично подчеркивающие короткие волосы. На фоне ее я ощущала себя простушкой: обычное серенькое платьице, на ногах неизменно были тапочки, в отличие от кошатницы, которая ходила по гостиной босиком. Теперь она сидела в кресле, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.

– Я не знала, что нельзя говорить с тобой о конкурентах, – с этими словами я присела перед Хелен. Сестра изогнула бровь. – Ну, они же являются клубом, как и мы. Пусть у нас разные направления, все равно чувствуется соперничество.

Девушка равнодушно посмотрела на меня.

– Ладно, ладно, – я взмахнула руками. – Пойду на пару‑тройку букв, твои глаза очень выразительно говорят мне об этом.

Уже дойдя до выхода в коридор, я услышала:

– Барни назвал меня девушкой легкого поведения, только хуже. Дурак.

Я медленно развернулась:

– Тот красавчик Барни? – Я помню его с открытия. Веселый парень, любящий выпить и обняться.

– Да, правая рука главного из бейсболистов. Во вторник мы пересеклись на акции для детского приюта, поговорили, потом повздорили, и он бросил это слово вдогонку. Понимаешь, о чем я?

– Сказалось раздражение и агрессия, ничего удивительного, – я пожала плечами, все еще стоя в проходе.

– Викки! – Хелен вскочила с кресла, крича. – Это резало по ушам. Я поняла бы его, если оскорбление подходило по контексту, но…

– Ты считаешь, что в клубе утечка? Кто‑то сдал тебя?

Она поджала губы и обняла себя, опустив голову. Вид Хелен пробудил жалость. Я уже была готова кинуться уверять ее, что такого не могло произойти, но вовремя остановилась. Может, здесь в порядке вещей обсуждать за спиной своих близких, только я не припомню этого правила, все равно лучше не вмешиваться. Ну, нельзя же просто так стоять – невежливо.

– Хелен, я…, – речь прерывает звонок в дверь. Со всех ног несусь открывать, чем не предлог окончить разговор?

За дверью меня встречает молодой парнишка среднего роста в клетчатой рубашке и очках с толстой оправой, ничего более привлекающего в нем нет.

– Д‑добрый день, – тихо говорит он. – М‑меня з‑з‑зовут Джон Браун. Я‑я из газеты, м‑мое нач‑начальство звонило вам на п‑прошлой неделе.

– Приятно познакомиться, мистер Браун, – главное не придавать значения его заиканию. Кошатницы – это настоящие леди. По крайне мере должны ими казаться. Приглашаю журналиста в дом, предлагая чай и кофе. Когда я представляю его Хелен, Джон смущается и увлекается своим блокнотом, не сводя с него глаз до конца интервью. Не уж‑то он интересней, чем две очаровательные дамы?

– Ч‑что з‑заставило в‑вас вступить в клуб? – первый вопрос и сразу в яблочко! Мы с сестрой переглядываемся, и, вспомнив вечер знакомств, я коротко отвечаю:

– Личные проблемы.

– Которые мы вместе решаем, мы как семья, – с воодушевлением подхватывает Хелен. Я стараюсь делать вид, будто все так и есть, и это не она несколько минут назад намекала на предательство девочек.

– В‑вы очень мн‑много уча‑уча‑участвуете в культурной ж‑жизни города. К‑как вы не устаете от б‑большого количества обществен‑н‑ных дел?

– Разделяем обязанности, – я, наверно, не создана отвечать на вопросы прессы. Наверно, читать мои ответы было бы крайне скучно, если бы не Хелен. Она моментально включалась в тему и говорила то, что нужно.

– Мы обычные люди, конечно, мы устаем, но каждая из нас всегда готова поддержать других. Прекрасное чувство, когда ты приходишь с работы или с очередной встречи с городскими жителями, а тебя ждет вкусный ужин и легкий разговор.

Что Хелен несет? Никто никого не заменяет. У нас всегда жаркие споры, и если домашние обязанности худо‑бедно распределены, то вот с общественными – беда. Уже на второй день плотного графика я задавалась вопросом: зачем мадам на все подписывается, если мы исполняем это без особого желания? Почему нельзя сказать корреспонденту так, как есть? Это же не ужасающая правда про умалишенных девушек, пытающих детей в подвале, а повседневность, то, из чего и состоит жизнь в клубе. По‑своему классная и зажигательная, чего только стоит выяснение отношений между Марли и Тарой, блеск! Скорее всего, мое негодование отразилось на лице, потому что мистер Браун задал следующий вопрос исключительно мне:

– В‑вы х‑хотите что‑то д‑добавить?

Я взглянула на Хелен, ее глаза словно говорили: «Только попробуй сказать лишнего, мало потом не покажется!». Она слишком защищает свою семью. Нашу семью, Викки, нашу, не забывай. Ладно. Хочет образ благополучия и любви? Легко!

– Что вы, Джон, моя сестра очень точно описала наши взаимоотношения в клубе. Нам невероятно повезло друг с другом! Я числюсь в рядах кошатниц недавно, но все больше осознаю, что не представляю себя без них.

 

– И все такое в этом духе.

– Дорогие зрители, я хочу заверить вас, что наше интервью будет более профессиональным, – Дина Ро улыбается в камеру. Она сидит с идеально ровной спиной, закинув ногу на ногу и придерживая ее сцепленными в замок пальцами рук. Да уж, ее самоуверенности можно лишь позавидовать.

– Считаешь работу своего коллеги некомпетентной? – стараюсь говорить ровно и спокойно. Джон Браун был первым человеком, который навел меня на мысли о другой стороне клуба, за что я ему до сих пор благодарна, и не хочу слушать, какой он плохой. – Я думаю, если бы не неприкрытая ложь Хелен, получился бы конструктивный разговор, а так нам пришлось восхвалять и боготворить кошатниц.

– Будь я на его месте, я бы вывела вас на откровенность. Знаю я несколько вопросов, от которых никак не отвертеться, – да, не спорю, журналистка из нее получилась неплохая, но добрый застенчивый Джон навсегда в сердце.