Погубленная добродетелью
Я подошла к нему, состроив щенячий взгляд.
Отец был холоден как лед, но мой взгляд способен его растопить.
– Мне совершенно не обязательно учиться три года, но я бы хотела попробовать, хотя бы на некоторое время. Кстати, я не попадаю в неприятности, пап. Ты можешь доверять мне. Я буду примерно себя вести. Просто дай мне почувствовать свободу.
Папа коснулся моей щеки:
– Я защищу тебя любой ценой.
– Знаю, но я буду в безопасности.
– Даже если я позволю тебе уехать в Париж, ты не сможешь начать осенью. Мы условились устроить помолвку сразу после твоего дня рождения. Обучение к тому моменту уже начнется.
Я закусила губу. Помолвка… я постоянно о ней забывала. Оставалось всего три месяца.
– Ради нее я вернусь в Чикаго из Парижа.
Папа помотал головой:
– Многие важные мероприятия потребуют твоего присутствия и после помолвки. Ты можешь начать обучение весной.
– Хорошо, – тихо ответила я, стараясь не выглядеть разочарованной. Однако я утешала себя тем, что частично одержала победу, ведь папа соизволил выслушать меня и более‑менее принял тот факт, что я буду в Париже. – Но меня приняли на осенний семестр. Не представляю, позволят ли мне начать позже.
– Я разберусь. У нас есть несколько серьезных контактов во Франции. Уверен, мы что‑нибудь придумаем. В любом случае три месяца слишком мало, чтобы найти тебе подходящую квартиру в Париже. Нужно тщательно все спланировать, поэтому весна более вероятна.
– Значит, я смогу отправиться во Францию после твоего дня рождения? – спросила я, пытаясь поставить папу в тупик.
Он вскинул светлую бровь. Отец видел меня насквозь.
– Я поговорю с Сантино. Если он посчитает, что сумеет обеспечить твою безопасность в Париже, я, пожалуй, рассмотрю вариант отпустить тебя в феврале… до следующего лета. После мне придется пересмотреть свое изначальное решение.
Я привстала на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала в щеку, которая, как обычно, была безупречно выбрита.
Я никогда не видела отца с отросшей щетиной.
– Огромное спасибо, пап!
– Я еще не сказал «да».
Я усмехнулась и выскочила из кабинета. Когда я оказалась в коридоре, меня наполнила решимость. Сантино, разумеется, не скажет папе, что гарантирует мою неприкосновенность в Париже.
И не потому, что сомневался в своих силах, а потому, что не захотел бы меня сопровождать. Он держал дистанцию после нашего поцелуя, случившегося несколько дней назад.
Мне нужно встретиться с ним еще до того, как он увидится с папой. Я направилась к домику охраны, но Сантино уже шагал мне навстречу, вероятно, направляясь в особняк.
Я схватила его за руку. Он с презрением посмотрел на мои пальцы.
– Что ты делаешь?
– Ты должен сказать моему отцу, что стопроцентно защитишь меня в Париже и готов к поездке.
В его глазах отразилось замешательство.
– О чем ты?..
Я в спешке объяснила ситуацию. На пустую болтовню не было времени.
– Мне нужны подробности, – протянул он. – Ты хочешь, чтобы я поехал во Францию и защищал тебя двадцать четыре на семь? Целых три чертовых года?
– Наверное, только до следующего лета. Шесть месяцев максимум. Папа не разрешит мне оставаться за границей дольше.
Сантино посмотрел на меня так, будто я бредила.
– Франция. Нянчиться с тобой круглые сутки напролет. Большое и жирное «нет».
– Ты должен сказать «да».
– Нет.
Он стряхнул мою руку и направился прочь. Я поспешила за ним и поймала уже в коридоре по дороге в папин кабинет.
– Хочешь, чтобы отец узнал о миссис Альферас и о нашем поцелуе?
В глазах Сантино вспыхнуло недоверие, а затем ярость.
– Пытаешься шантажировать?
– Мне бы не пришлось прибегать к шантажу, если бы тебя заботили мои чувства.
– Я защищаю твое тело, а не чувства.
– Может, тебе стоит защищать и то, и другое.
Он напряг челюсть, демонстрируя злость.
– Значит, ты не настучишь на меня, если я скажу твоему отцу, что с радостью позабочусь о твоей заднице в Париже?
– И что ты как мой телохранитель максимально уверен насчет моей безопасности.
Если бы взглядом можно было убить, я бы превратилась в пепел. Мне и раньше удавалось разъярить Сантино, но вряд ли когда‑либо я видела его настолько злым.
Сантино, не прибавив ни слова, направился к кабинету отца и постучал, прежде чем я успела выпалить что‑либо еще.
Поэтому я ринулась прочь, чтобы папа меня не засек. Теперь оставалось надеяться, что Сантино выполнит мою просьбу. Любой здравомыслящий человек солгал бы, чтобы спасти свою жизнь.
Но Сантино иногда вел себя как слабоумный.
Глава 8
Анна
Я ждала в своей комнате, охваченная тревогой. Мне не хотелось врываться в кабинет отца. Еще не время.
Но чем дольше длилось ожидание, тем труднее становилось сидеть сложа руки.
Раздался стук, и я практически подлетела к двери, резко открыв ее.
