Помню

Три человека, одетые в простую, изрядно помятую и довольно грязную одежду, никак не должны были здесь находиться. Сами они понимали это лучше других, поэтому стояли тихо, стараясь не касаться шикарной мебели и ковра. Одна из женщин, примерно лет тридцати, держала на руках младенца, укутанного в белоснежные пеленки и бархатное одеяльце, что тоже никак не сочеталось с ее одеждой. Она стояла тихо, опустив глаза, и молчала; ребенок, наверное, спал, потому что тоже не издавал ни звука. Двое других были, по всей видимости, мужем и женой. Мужчине было около сорока, женщина выглядела на несколько лет моложе. Они стояли очень близко друг к другу и тихонько переговаривались:

– Боже мой, Оуэн, что теперь с нами будет, – в ее голосе звучало отчаяние, – ты видел этого ужасного дворецкого? Если бы не лорд Рамзи, благослови его Господь, – она быстро перекрестилась, – он бы нас на порог не пустил, корки хлебы бы не подал, – она всхлипнула и промокнула платком и без того красные глаза.

– Успокойся, моя дорогая Эмма, – мужчина легонько прижал ее к себе и поцеловал в лоб. – Я видел один раз лорда Харткейвуда, он показался мне хорошим человеком. Но даже если он не даст мне работу, я обязательно найду другую, я ведь еще у тебя не такой и старый, – он подмигнул ей, стараясь приободрить. На самом деле он совершенно не был уверен в том, что сказал. Он действительно видел лорда Харткейвуда – давно, несколько лет назад, но совершенно его не помнил, и знал только, что мистер Амстридж очень хорошо о нем отзывался.

Они простояли так, наверное, уже больше часа Никто не заходил в комнату, никто не предложил им даже воды. Вдруг ребенок на руках у женщины заворочался, и она начала его укачивать, тихонько что‑то нашептывая.

Бедняги услышали чей‑то громкий крик, потом приближение тяжелых шагов, и вдруг дверь резко распахнулась и с грохотом ударилась о стену. От неожиданности посетители вздрогнули и уставились на человека, который показался им очень большим – он занимал практически весь дверной проем. Глянув на людей, стоявших в углу комнаты, он вдруг изменился в лице, глаза его полыхнули гневом, он шумно вдохнул, повернул голову в сторону двери и взревел:

– Джо‑о‑о‑о‑обс! – от этого рева женщины снова вздрогнули и испуганно попятились, раздался детский плач, но на этот раз ребенка даже не попытались успокоить. В комнату вбежал дворецкий и застыл в подобострастной позе.

– Что это такое? – снова рявкнул Джон. – Они что, простояли здесь все это время?

– Я же говорил вам, милорд, – залепетал Джобс, – я не хотел их пускать, но джентльмен, который их привел, настаивал… Я не знал, что делать, и пустил их в дом, но велел им ничего не трогать и ни в коем случае не садиться, чтобы не замарать обивки. Вы даже не представляете, милорд, как трудно потом отчистить…

– Молчать! – снова рявкнул граф. – Вы, – спокойно и деловито сказал он, обращаясь к Оуэну и Эмме, – подойдите. Вы, – теперь он обратился к женщине с орущим ребенком, – успокойте ребенка.

Оуэн взял жену за руку и практически потащил ее за собой. Он был уверен, что сейчас их вышвырнут из этой красивой комнаты, из этого теплого дома. Что они будут делать? Они ведь никого в Лондоне не знают, сейчас ночь, они смертельно устали. Может, если он спросит графа, тот подскажет, где можно найти лорда Рамзи? Они как‑нибудь переживут эту ночь, а утром отправятся к лорду и попросят помощи. Они подошли к Харткейвуду и встали, опустив головы, как в ожидании приговора.

– Я – лорд Харткейвуд. А кто вы такие? – он застыл в ожидании ответа.

– Я – Оуэн Вест, а это моя жена Эмма, мы служили у мистера и леди Амстридж.

– Джобс, расположи мистера и миссис Вест в верхних комнатах со всеми удобствами, обеспечь им все, что они пожелают, и не забудь накормить. Ты меня понял? – он грозно сверкнул глазами. – И если они будут хоть чем‑то недовольны, то вот он, – он показал на Оуэна, – займет твое место, а ты пойдешь побираться. И еще: разбуди миссис Сандерс, скажи, что здесь нужна ее помощь.

Джобс вытаращил глаза в испуге:

– Конечно, м‑милорд, я все сделаю, – он попятился вон из комнаты. – Мистер Вест, Миссис Вест, прошу за мной. – Совершенно ошеломленные, те пошли вслед за дворецким.

В комнату вошел Питер. Они с Джоном молча разглядывали женщину, что стояла как вкопанная и с испугом смотрела на мужчин, крепко прижимая к себе ребенка.

– Как вас зовут? – спросил Питер.

– Жюли, – тихо ответила она, – Жюли Монсера́, – она говорила с явным французским акцентом.

– Вы француженка? – с удивлением спросил Джон.

– Да, – ответила Жюли.

В комнате опять воцарилась тишина.

– Пожалуйста, – вдруг снова заговорила девушка, голос ее был тихим и слабым, с просящими нотками, – пожалуйста, возьмите малышку. – Она вдруг закачалась, попыталась сделать шаг, но ноги отказались ее слушаться, и она начала оседать.

Мужчины рванулись к ней. Питер забрал ребенка из ее рук, а Джон успел подхватить девушку, взял ее на руки и перенес на диван. Жюли тут же попыталась сесть, но Джон удержал ее.

– Не вставайте пока, сейчас принесут горячего чая, вы перекусите и пойдете отдыхать, поговорим завтра.

– Но как же малышка? Леди Кэтрин попросила меня позаботиться о ней, – она умоляюще смотрела на него.

– Не переживайте, с ней все будет хорошо, я позабочусь об этом, – он сказал это так уверенно, что она моментально ему поверила.

В комнату впорхнула миссис Сандерс. Моментально оценив ситуацию, она захлопотала над женщиной:

– Ах, моя дорогая, – она схватила с дивана декоративную подушечку и подложила ей под голову, – вы, наверное, голодны и очень устали, но сейчас я все это исправлю!

– Лорд Питер, вы справитесь с ребеночком? Джобс сейчас отправит вам на помощь одну из служанок, а я пока приготовлю бедной девочке что‑нибудь поесть, – с этими словами она выскочила из комнаты.

Граф обожал миссис Сандерс – она была их экономкой, сколько он себя помнил. Невысокого роста, полноватая, курносая, с добрыми глазами на круглом лице – вокруг нее всегда кипела бурная деятельность, однако везде и во всем царил порядок.

Питер стоял очень тихо, боясь пошевелиться. Он держал на руках то, что оставила Кэтрин вместо себя. Очень медленно он приподнял уголок пеленки: девочка спала. В горле образовался ком, который не давал дышать.

– Милорд, давайте я возьму ребенка. – Он молча отдал сверток подошедшей служанке и обреченно опустился на стул. В голове было пусто. Наконец суета в комнате закончилась, и они с Джоном остались одни.

На столике, возле дивана, появился графин с виски и два стакана. «Благослови Бог миссис Сандерс!» – подумал Питер. Он встал и пересел на диван, рядом устало опустился Джон. Питер разлил виски по стаканам и протянул один графу. Они молча выпили.

– Джон, как такое могло произойти? Почему они? – боль и отчаяние, которые граф услышал в голосе друга, разрывали и его сердце. – Я не могу поверить, что их больше нет.

– Поедем со мной в Валлистоун? – предложил граф.

– Извини, Джон. Я не могу. – Питер снова обхватил голову, – я должен побыть один. – И как будто в никуда добавил про себя: – Я теперь совсем один.

 

* * *