Последний бой «чёрных дьяволов»

С Рябым согласились все. С тем и разошлись в ожидании дальнейших событий, а они развивались стремительно. Враг наступал, части Красной армии оставили Брест, Гродно, Вильнюс, Минск, Ригу, Псков, Житомир…

 

* * *

 

В начале июля проводили на войну Андрея, старшего брата Максимки Плотницына. Провожали с песнями и плясками. Под задорные переливистые звуки саратовской гармони двадцатипятилетний Андрюха громко успокаивал мать:

– Не бойтесь, маманя! Долго ждать не придется. Сейчас резервы подтянем и врежем немцам. Так что не пройдет и месяца, возвернусь обратно.

Через месяц Андрей не вернулся. Не было от него и вестей, однако вести с фронта приходили по большей части невеселые. Врезать немцам и быстро закончить войну пока не удавалось, а она, злодейка, продолжалась, каждый день унося все новые жизни. Для четверки друзей она зримо пришла, а точнее – прилетела с немецким бомбардировщиком в конце июля сорок первого. Они слышали, как в городе раздались первые взрывы. Позже узнали, что немецкий летчик разбомбил двухэтажный дом и пытался разрушить мост. На следующий день ушел на фронт Баграт, отец Левы Багдасаряна, а через месяц его дядя Арам. Туда же стремились и друзья. Однако осенью фронт сам приблизился к городу, вместе с быстро наступающей немецкой армией, участившимися бомбежками и беженцами. Друзья бросились к призывному пункту в надежде стать бойцами Красной армии. Лысоватый военный в круглых очках объяснил:

– Я понимаю, что вы сдали нормативы ГТО, умеете стрелять, метать гранаты и горите желанием идти защищать нашу Советскую Родину. Однако придется подождать, наступит ваше время, пойдете воевать с врагом, а покуда вам еще и семнадцати, а некоторым даже и шестнадцати не исполнилось, то будет лучше использовать ваш энтузиазм и силу для строительства оборонительных сооружений. Этим вы окажете неоценимую помощь нашей стране.

Поскольку возможности попасть в ряды бойцов Красной армии в то время у друзей не было, они отправились рыть противотанковые рвы и окопы, а защищать родной город от врагов в составе триста тридцать девятой Ростовской стрелковой дивизии ушел отец Тимофея Великанова.

Спустя две недели в деревянном добротном доме семьи Великановых, прежде принадлежавшем зажиточному ростовскому мещанину, появились постояльцы – десяток бойцов инженерных войск. Командовал ими высокий худой лейтенант по фамилии Добровольский, человек веселого нрава и доброй души. К великой радости друзей, у него был мотоцикл ТИЗ, на котором в свободное время он учил их ездить. Вскоре все четверо умели водить двухколесную машину. В благодарность они приносили бойцам наловленную в Дону рыбу. Мать Тимофея, тетя Зина, готовила им уху, иногда борщ, угощала молоком (благо, коза Машка исправно его давала). Они в благодарность помогали по хозяйству. Бралась она и за стирку. Жалела солдатиков, часто вспоминала ушедшего на фронт супруга, горько вздыхала, а когда пришла пора прощаться с постояльцами, пустила слезу и долго глядела бойцам вслед печальным взглядом. Словно чуяла беду.

Она черная пришла в середине ноября вместе со злыми холодными ветрами, первым снежком и Анатолием Бахаревским, коллегой Тимошкиного отца, вместе с которым тот ушел на фронт. Он‑то и рассказал, что в сентябре воинская часть, в которую они попали, располагалась в бывших казачьих Персиановских лагерях, что под Новочеркасском, а в октябре их, кое‑как вооруженных, бросили против немцев к реке Миус. Там‑то вскоре и сложил голову Прохор, отец Тимофея. Сам Анатолий был ранен в руку и отправлен в ростовский госпиталь, откуда по выздоровлении и пришел в дом Великановых с горькой вестью. Тетя Зина слегла в тот же день…

Теперь тайную задумку самовольно уйти на фронт друзьям пришлось отложить, так как Тимофей не мог позволить себе бросить больную мать на попечение двенадцатилетней сестренки Анютки. Теперь все четверо друзей были без отцов. Отец Александра Григорьева тоже погиб, только в тридцать девятом, во время войны с финнами, Левкин отец был на фронте, а батя Максимки Плотницына утонул по пьянке в Дону десять лет назад, потому уже пятый год он жил с отчимом дядей Жорой.

Беда не приходит одна. Девятнадцатого ноября немцы вплотную подошли к Ростову‑на‑Дону. Бои гремели там, где совсем недавно друзья копали противотанковые рвы в надежде, что они помогут остановить врага. Рвы сдержать немецкую армаду не смогли. Канонада приближалась с каждым часом. Теперь друзьям было не до школы и иных юношеских забот и забав. Вечером того же дня Максимка принес новость, что будто бы немцы захватили железнодорожный мост. С наступлением следующего дня по их улице поехала техника и нестройными колоннами потянулись отступающие красноармейцы.

На время налеты немецкой авиации почти прекратились. Александр надеялся, что немцы не войдут в город, однако вечером стрельба уже слышалась со стороны вокзала. В тот же день он узнал от всезнающего Максимки о том, что переодетые в красноармейскую форму диверсанты устраивали в городе взрывы и поджоги, проникли на железнодорожную станцию, обливали вагоны керосином и поджигали их, а потом на вокзале началась перестрелка, в которой погибли несколько гражданских. Узнал и о том, что враги рвутся к центру. С наступлением ночи в той стороне стали видны багряные всполохи пожаров.

Утром в городе снова наступило относительное затишье, Александр заметил, что поток отступающих красноармейцев значительно уменьшился. Бойцы – утомленные, в грязных шинелях, некоторые с кровавыми повязками – бросали угрюмые, а порой и смущенные взгляды на четверых стоящих у ворот подростков, а они в свою очередь с горечью взирали на представителей Красной армии, о которой в предвоенных песнях пелось, что она всех сильней. Однако сейчас сильнее оказалась армия неприятеля. Сильнее на земле и в небе. Оттуда, с неба, и свалились на отходящих красноармейцев, словно коршуны на добычу, три немецких бомбардировщика. По команде «Воздух!» строй рассыпался. Бойцы заметались по улице, несколько красноармейцев открыли ворота, забежали во двор к Великановым. Туда же загнали и пароконную повозку. Усатый сержант бросил на юношей суровый взгляд, гаркнул:

– Вы чего столбами встали? Быстро во двор! Ложись, мать вашу!

Они бросились на землю тут же, у раскрытых ворот, рядом с собачьей будкой, куда поспешил спрятаться Волчок, похожий на шпица светло‑серый пес Великановых. Сержант остался стоять. Александр повернул голову, увидел в двух шагах от своего лица его перепачканные грязью разбитые ботинки и ноги в обмотках. Посмотрев выше, он увидел, как сержант сдвинул на затылок шапку‑ушанку, рывком скинул с плеча винтовку, расставив широко ноги, прицелился и выстрелил в небо, туда, откуда с оглушающим гулом стремительно приближался вражеский самолет. Гул нарастал. Сержант досадливо выругался, сноровисто перезарядил винтовку, выстрелил еще раз. С улицы раздались несколько винтовочных выстрелов и частый стрекот ручного пулемета. Красноармейцы пытались сбить немцев из стрелкового оружия, но безуспешно.

Немецкие летчики ответили им пулеметными очередями и бомбами. Замолк ручной пулемет на улице. Одна из очередей сразила усатого сержанта. Он замертво рухнул рядом с Григорьевым. Александр надолго запомнил грязно‑серую шапку‑ушанку в луже крови, окровавленные жидкие светло‑русые с проседью волосы, остекленевшие серые глаза сержанта и его открытый рот с редкими пожелтевшими от курева зубами… Так воочию, в полуметре от себя, он впервые увидел смерть…