Последний бой «чёрных дьяволов»
Сашка, Максим и Левка взялись за брезент, потащили лейтенанта к домам. Они не дошли до крайнего, когда до них докатился гулкий звук первого выстрела. Все остановились, обратились взорами в сторону орудия. Со спуска было видно, как черный столб земли поднялся над дорогой там, где ехал передовой отряд немецких мотоциклистов. Сашка зорким взглядом приметил, что из пяти трехколесных машин только две остались на ходу, но и те повернули назад к колонне. Возглавляющий ее бронеавтомобиль остановился, колонна встала. Из стоящего позади бронеавтомобиля грузовика стали выпрыгивать похожие издали на муравьев немецкие солдаты. В это время прогремел второй выстрел. Артиллеристы не промахнулись и в этот раз. Окрашенный в темно‑серый цвет грузовик подбросило взрывом, кабина загорелась. Около машины появились объятые пламенем фигурки. Из груди у Александра вырвалось:
– Так вам, гады!
– Молодцы артиллеристы! – добавил Левка.
Словно споря с ними, пулемет бронеавтомобиля дал длинную очередь в сторону сорокапятки. Бронированная машина тронулась с места и, сопровождаемая пехотинцами, взяла курс на орудие.
Через минуту снаряд сорокапятки врезался в броню. Взрыв сотряс броневик, из него повалил густой черный дым. Следующий выстрел пришелся по пехотинцам. Немецкие солдаты, оставшись без поддержки, залегли, но из‑за горящего грузовика к ним на помощь выползала стальная махина танка. Артиллеристы перевели огонь пушки на него. В этот раз выстрел оказался неточным. Снаряд разорвался рядом с гусеницей. Немцы ответили. Из дула танка вырвался сноп пламени. Немцам тоже не повезло. Снаряд перелетел орудие, взорвался рядом с разбомбленной полуторкой. Танк продолжал движение в сторону огневой точки вместе с воспрянувшими духом пехотинцами. Следующий выстрел из сорокапятки его остановил. На этот раз снаряд угодил в гусеницу, повредил траки и каток. Перебитая гусеница обездвижила боевую машину, однако немецкие пехотинцы останавливаться не собирались, постреливая в сторону артиллеристов, они упорно шли вперед. Из‑за разбитого немецкого грузовика выкатился второй танк. Раскатисто рявкнуло орудие. Сорокапятку вместе с двумя артиллеристами накрыло взрывом…
Тимофей сорвал с головы ушанку, сжав зубы, зарычал от отчаяния. На брезенте дернулся и протяжно, почти по‑детски застонал лейтенант. Великанов жалостливо глянул на раненого, нахлобучил шапку, зло вымолвил:
– Чего встали как вкопанные?! Потащили его к нам в хату, пока нас немцы не заметили.
* * *
Бойцов Красной армии на улице уже не было. Кровавые пятна на снегу, следы в грязевой жиже, оброненная кем‑то ушанка с красной звездой и стрелянные гильзы – все, что напоминало о недавнем их присутствии. Минуя открытые ворота и двор, лейтенанта занесли в дом, бережно положили на деревянный пол. Появление раненого военного чудесным образом подействовало на мать Тимофея. Тетя Зинаида медленно встала с кровати, подошла к лейтенанту. Тимофей бросился к матери, взял за руку.
– Мама, ты чего? Ложись. У тебя же сердце. Мы сами.
Она указала на старинный платяной шкаф с мутноватым зеркалом, произнесла слабым голосом:
– Там простынка новая, на кухонной полке бутылка водки стоит, от отца осталась, давай сюда. Ножницы тоже неси. Снимите с него гимнастерку и воду в ведерке поставьте греть, надо раны, как положено, обработать.
Тимофей перечить родительнице не стал, знал, что мать в медицине толк знает, поскольку во время империалистической войны она работала сестрой милосердия в военном госпитале. В госпитале и познакомилась с отцом, лежавшим на излечении после ранения, полученного в бою с австрийцами.
Глянув на раненого, она произнесла:
– Как же так тебя, милок, посекло? Эх, война треклятая, одних увечит, других жизни лишает…
Не теряя времени, Александр бросился снимать с лейтенанта гимнастерку, Левка и Максим набрали в жестяное ведро воды из стоявшей у входа деревянной бочки, поставили на печь, Тимофей принес бутылку и простыню. Тетя Зина приказала:
– Режь простыню на лоскуты.
Он взялся за ножницы, Максимка остановил:
– Тимоха, глянь, там немцы.
На улице послышался быстро нарастающий рев мотоциклетных моторов. Все кинулись к окнам. В проеме распахнутых ворот мелькали мотоциклы с колясками, в которых сидели немецкие солдаты.
– Так вот они какие, немцы, – чуть слышно произнес Александр.
Один из мотоциклов неожиданно остановился перед воротами. Два здоровяка немца слезли с боевой трехколесной машины и стали закатывать ее во двор. Мать Тимофея побледнела, всплеснула руками.
– Господи, никак к нам!
Волчок с лаем бросился к немцу в пятнистой короткой куртке, тот встретил его ударом ноги, схватился за автомат. Пес сдаваться не собирался и снова ринулся на чужака, пытаясь вцепиться зубами ему в сапог. Короткая очередь отбросила его к будке. Волчок взвизгнул, крутнулся и затих у своего жилища.
Тимофей рванулся к дверям.
– Сволочь!
Мать остановила:
– Стой! Куда? Раненого в подвал прячьте!
Великанов кинулся к крышке подвала, рванул кольцо на себя, кинул взгляд на Багдасаряна.
– Левка! Прыгай вниз, приглядишь за ним.
Максимка поторопил:
– Давайте быстрее, немец сюда идет!
Лейтенанта торопливо опустили в темное чрево подвала. Едва успели закрыть крышку и набросить на нее половик, как хлопнула входная дверь, в прихожей громыхнуло пустое ведро. В комнату, которая одновременно служила семье Великановых и залом, и гостиной, и кухней, вошел мордастый, лет сорока пяти, атлетически сложенный немец в камуфлированной куртке, распахнутой на груди. Александр заметил на черной петлице серого кителя два похожих на белые молнии знака. Позже Григорьев узнал, что это был знак войск СС, а немец принадлежал к части «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Холодные с прищуром голубые глаза немца заскользили по матери Тимофея, по Анютке, остановились на юношах. Немец ухмыльнулся, направив на них дуло автомата, изрек:
– Сталинюгенд?
Мать Тимофея кинулась к нему, закрывая собой парней.
– Не надо! Зачем? Они же еще дети!
Немец осклабился, направил ствол вверх. Там на деревянной побеленной стене висели портреты главы Страны Советов Иосифа Сталина и маршала Семена Буденного, чуть поодаль, рядом с другими семейными фотографиями, фото Тимофеева отца в буденовке. Длинная очередь всколыхнула воздух над головами хозяйки дома и юношей. Пули изрешетили портреты и фотографию. Досталось и отцовым предкам, две пули вонзились в старую, пожелтевшую от времени фотокарточку, на которой было изображено многодетное казачье семейство.
