Повелитель света
– За кого вы меня принимаете, дядюшка? Достаточно и того, что я у вас в гостях…
– Ладно, ладно. Я прекрасно знаю свою физиологию и как с ней управляться. Итак, могу я рассчитывать на тебя?.. Клянешься мне в этом?.. Прекрасно… Что же касается ее, – добавил он с самодовольной улыбкой, – то пока что я спокоен. Не так давно она имела возможность увидеть, как я обращаюсь с ее поклонниками… Не советую тебе испытать это на себе.
Поднявшись со скамьи, держа руки в карманах, а трубку в зубах, Лерн смотрел на меня с насмешкой и вызовом. Этот физиолог внушал мне непреодолимое отвращение.
Мы продолжили нашу прогулку по парку.
– Кстати, ты говоришь по‑немецки? – спросил вдруг профессор.
– Нет, дядюшка, владею только французским и испанским.
– По‑английски тоже не говоришь? Не слишком‑то шикарно для будущего короля торговли! Не многому тебя научили.
«Рассказывайте другим, дядюшка, морочьте других!.. Я начал с того, что широко раскрыл глаза, потому что вы велели их зажмурить, и прекрасно увидел по вашему довольному лицу, что вы недовольны только на словах».
* * *
Мы дошли до конца парка, следуя вдоль утесов, и увидели оба боковых крыла замка, такие же ветхие, как и фасад.
Как раз в эту минуту я обратил внимание на какую‑то ненормальную птицу: это был голубь, который летел с необыкновенной быстротой и, описывая над нашими головами постоянно уменьшавшиеся круги, все ускорял свой полет.
– Видишь те розы, что растут на тернистом кусте? Очень красивые и интересные, – сказал дядюшка. – Из‑за отсутствия ухода на них снова появились шипы.
– Какой странный голубь! – заметил я.
– Да посмотри же ты на цветы, – не отступал Лерн.
– Такое впечатление, что у него в голове дробинка… Так случается иногда на охоте. Он будет подниматься все выше и выше, а потом упадет с очень большой высоты.
– Не будешь смотреть под ноги – за что‑нибудь зацепишься, упадешь и расцарапаешь себе лицо о шипы. Берегись, друг мой!
Это любезное предупреждение было сказано угрожающим тоном, совершенно не соответствовавшим смыслу слов.
Птица же в это время, достигнув центра спирали, не стала подыматься, как я ожидал, а начала снижаться, делая странные скачки и кувыркаясь через голову. Она ударилась об утес недалеко от нас и упала мертвой в кустарник.
Почему профессор вдруг сделался еще беспокойнее? Отчего он ускорил шаг? Вот вопросы, которые я задавал себе, как вдруг трубка выпала у него изо рта. Бросившись вперед, чтобы поднять ее, я не мог скрыть охватившего меня изумления: он перекусил трубку, стиснув в бешенстве зубы.
Инцидент закончился каким‑то немецким словом – должно быть, ругательством.
* * *
Уже двигаясь обратно, в направлении замка, мы увидели, что в нашу сторону бежит какая‑то толстуха в синем переднике.
По‑видимому, с такой скоростью ей доводилось передвигаться крайне редко, и это было весьма нелегко, телеса ее тряслись, и она крепко‑накрепко обхватила себя руками, точно прижимала какую‑то драгоценную, вырывающуюся из рук, слишком большую ношу. Увидев нас внезапно, она остановилась как вкопанная – что на первый взгляд казалось совершенно невозможным – и как будто хотела повернуть назад. Все же она решилась двинуться вперед, чрезвычайно сконфуженная, с выражением пойманной врасплох школьницы на лице. Она предчувствовала свою участь.
Лерн набросился на нее:
– Барб! Что вы здесь делаете? Забыли, что я запретил вам выходить за пределы пастбища? Кончится тем, что я выставлю вас из замка, Барб, но прежде накажу, сами знаете!
Толстуха жутко перепугалась. Она жеманно опустила глаза, поджала губы и закудахтала объяснения: она, мол, увидела из кухни падение голубя и подумала, что он поможет ей разнообразить меню. Ведь приходится ежедневно есть одно и то же.
– Да и потом, – добавила она с глуповатой улыбкой, – я и подумать не могла, что вы в саду, – была уверена, что вы в ла…
Увесистая пощечина прервала ее на этом слоге – начальном слова «лабиринт», как я заключил.
– Да вы что, дядюшка! – негодующе воскликнул я.
– Послушайте, вы! Или оставьте меня в покое, или убирайтесь вон! Поняли?
Барб была в таком ужасе, что даже не смела заплакать во весь голос: от сдерживаемых рыданий она лишь икала. Она страшно побледнела; костистая рука Лерна оставила на ее щеке ярко‑красный след.
– Ступайте, возьмите в сарае багаж этого господина и отнесите в львиную комнату.
(Эта комната находилась на втором этаже западного крыла.)
– А нельзя мне занять ту, которую я занимал всегда, дядюшка?
– Это которую?
– Как это – которую? Ну ту, что на первом этаже… желтую, в восточном крыле, неужто забыли?
– Нет, – сухо отрезал Лерн. – Та занята. Ступайте, Барб.
Кухарка унеслась в замок так быстро, как только могла, поддерживая обеими руками дородную грудь, а нам дав возможность любоваться другой стороной ее грузной фигуры, колыхавшейся от быстрого бега.
* * *
Справа зеленел заросший пруд. Когда мы поравнялись с ним, наше отражение утонуло в нем, словно сон в летаргии. Меня охватывало все большее и большее удивление.
И все же я постарался ничем не выказать своего изумления при виде новой большой постройки из серого камня, примыкавшей одной стороной к утесу. Постройка эта состояла из двух зданий, разделенных небольшим двориком; двор этот был закрыт от чужих взглядов стеной с воротами посредине, которые в данный момент тоже были закрыты, но оттуда доносилось клохтанье и даже раздался лай собаки, по‑видимому почуявшей наше присутствие.
Я отважился прозондировать почву:
– Не покажете мне вашу ферму?
Лерн пожал плечами:
– Возможно.
Потом, повернувшись к дому, позвал:
