Право на счастье
– Конечно, – кивнула я, понимая, что больше никогда не появлюсь в этом доме.
Я смотрела ей вслед, провожая по поворота. Обрывки воспоминаний пронеслись в моей голове, показывая прошлое, когда мы с Идой познакомились совершенно случайно на празднике Сбора урожая. И как потом ходили друг к другу в гости, и как она нетерпеливо ждала рождения Вероники. Даже имя для моей дочери мы придумывали вместе с ней, ведь Савару было совершенно все равно на то, как будут звать его ребенка. Мы были очень близки, и я правда думала, что ближе нее у меня никого нет, не считая дочки, конечно.
А когда меня коснулась беда, то самый родной, самый дорогой человек отвернулся. Ее можно понять, ведь брошенка с ребенком – позор, дружить с такими не позволяет воспитание, но… я не хотела понимать. Я бы ни за что не оставила Иду, окажись она на моем месте.
Вероника потерла глаза рукой, в которой был зажат бумажный пакетик. Второй она держала последний кусочек баранки, доедая его.
Я смотрела на дочку, и сердце сжималось от боли. Я понимала, что все, через что пришлось пройти мне в десять лет, теперь предстоит и ей. Разве что у меня тогда была бабушка Герда, а у Вероники есть родная мама, и я ни за что не дам ее в обиду. Как бы нас ни встретили в деревне… А нас не встретят, и уж точно не примут назад.
Когда я уходила, Герда мне сказала, что если жизнь вновь приведет меня в Отшельники, я должна быть готова к тому, что мне там не будут рады.
– Мы пойдем домой, мама?
Пора рассказать дочке все, как есть.
– Да, милая, но мы теперь будем жить в другом месте. В Отшельниках. Помнишь, я рассказывала тебе о своем детстве?
– Фу‑у‑у, – дочка скривила губки, проглотив еду. – Там же нет других детей!
– Есть, конечно, что ты! Ты обязательно с кем‑нибудь подружишься, вот увидишь.
– Но ты говорила, что с тобой никто не дружил.
– Я была… не такая, как остальные дети, понимаешь? – я перевела дыхание.
Вероника не знала, что ее мать в десять лет погибла по нелепой случайности, а Создатель привел ее к огороду бабушки Герды и там оставил. Местные обзывали подкидышем, и дружить со мной никто не хотел, я вела себя… странно. Ну, всем так казалось, на самом же деле я была до чертиков напугана.
– А какая ты была? Ты никогда мне не рассказывала.
– Когда‑нибудь ты узнаешь, – я чмокнула дочку в лоб, погладила по щеке. – Нам пора. Нужно найти того, кто согласится отвезти нас.
В шкатулке сиротливо жались к углу пятнадцать медяков. За такие копейки нас могут отвезти разве что за город и там оставить, но больше денег не было, а добраться до Отшельников пешком с ребенком практически невозможно. Вероника сильная девочка, но идти по разбитой, заросшей сорняком дороге несколько часов она не сможет.
Обойдя все точки, где обычно стояли пустые повозки и возничие в ожидании клиентов, несколько раз выслушав не самые приятные шутки по поводу предложенной мной цены, мы наткнулись на мальчишку лет пятнадцати. Паренек сидел в тени у трактира, привалившись к стене. Рядом с ним дремала тощая лошадь, а вместо крытой повозки, как у остальных извозчиков, эта лошадка была запряжена в телегу, наспех сколоченную из гнилых досок.
– Добрый день! – я улыбнулась как можно шире.
Мальчишка лениво приоткрыл один глаз, окинул меня и Веронику внимательным взглядом.
– Че надо?
– Вы… оказываете услуги перевозки?
– А че, устраивает? – парень хмыкнул, кивнув на телегу.
– За сколько отвезешь в Отшельники?
– За десятку, – всего мгновение подумав, ответил молодой возничий.
Я сдержала ругань. Хотелось пнуть колесо телеги и уже пойти пешком, но здравый смысл подсказал, что нужно уточнить, какую именно десятку парень имеет в виду?
