Проникая в мрак
Не сейчас.
Холодное прикосновение пистолета всячески напоминало о насущных делах. В магазине не хватало одной пули, той, что должна была достаться ей, но в этот раз Викторе стиснул свое желани. На кону было будущее.
Распущенные волосы нежно щекотали спину, прикрывая татуировку в виде Имуги[1]. Насильно нанесенная на тело в знак подчинения Виктору, она мечтала побыстрее высечь ее из себя. Вытравить всю ту грязь, что ей приходилось делать все эти годы. Оставить изображение – значит смириться с теми путами, что заволокли ее во тьму.
Только легкий стук каблуков мог нарушить тишину приходящего утра. Аккуратно вынув пистолет из кобуры под бедром, она с внимательностью еще раз взглянула на пули. Калибр, высеченный специально под нее. Любой убитый или раненый сразу же отмечался ее меткой. Иероглиф спокойствия. Равновесия.
Сяо Мэй облизнула засохшую губу, на языке остался еле видимый след от красной помады.
– Слепая мышь – легкая добыча для ловкой кошки. Сон Хун должен быть убит сразу же после того, как мы получим все, что нам нужно.
Властный голос, не терпящий возражений. Она его слышала уже десятки, если не сотни раз.
Холодная мужская рука коснулась правого плеча, поднимая тысячи омерзительных мурашек. Недолго думая, мужчина опустил длинные холодные пальцы неприлично ниже, чем полагалось для бесчувственных людей, проникая под кружево. Сяо Мэй прикусила нижнюю губу. Она могла бы достать пистолет и всадить в него пулю, но Виктор был хитрее.
– Ты поняла? – повторил он снова, нажимая большим пальцем в самом глубоком месте.
– Да, – прохрипела она, выгибая спину. От одной этой мысли ей стало тошно, руки зудели от желания выполнить какое‑нибудь дело, лишь бы унять беспорядок внутри.
В какой‑то момент все начало катиться под гору, по пути ускоряясь, набирая критическую массу, подобно снежному кому. В мгновение ока он становится таким большим, что способен скосить любого, оказавшегося у подножья. В центре этого кома сокрыты банальные человеческие интриги, подавленные эмоции, несбывшиеся надежды. Когда же этот ужасный ком остановится, растает и оставит все как было?
Чтобы преуспеть в этой жизни, нужно выбрать правильную дорогу, но не слишком бросаться в глаза. Но кажется, что Сяо Мэй не сделала ни того ни другого.
Светлячки растворились, как и туман, что прикрывал это безумие, творящееся наяву и в кошмарах. Сяо Мэй расправила плечи, провожая взглядом широкую спину.
***
Если бы сейчас проходил какой‑нибудь кастинг на очередную драму с привкусом боевика, то я бы, несомненно, никогда в жизни не принял в этом участие. Не потому, что мне не нравился этот жанр кино, а просто потому, что действия в нем практически никогда не имели реальной составляющей. Вряд ли кто‑то действительно додумается одеться в черные костюмы с очками, вооружиться всеми видами оружия, чтобы надрать задницу главному герою. Но, кажется, именно этого хотели головорезы.
Никто не заподозрит слепого в злом умысле. Ты придешь в полицейский участок с просьбой забрать полицейскую форму. На память, если те решат уточнить причину. Или ты все еще рассчитываешь ее надеть? (Дикий смех.)
Летнее утро было на удивление холодным и неприветливым, но правая ладонь особо обжигалась огнем от предмета. Небольшая заколка в форме бабочки была единственной мотивацией, что тащила меня прямиком в то место, где я отчаянно пытался построить карьеру следователя по особо тяжким преступлениям.
Острые концы вжималась мне в руку. Я сам этого хотел.
Двое неизвестных решили быстро обуздать мой нрав, пригрозив расправой над близким человеком. Откуда взялась эта брошь, мне было известно: нижний шкаф в спальне мамы, вторая шкатулка с гравировкой дракона, которую я любил рассматривать, будучи ребенком.
Кроме мамы, у меня больше никого не было. Заколка оставалась самым ярким маяком и напоминала о жизни с отцом, еще до инфаркта, забравшего его жизнь. Мама никогда не говорила о случившемся, но иногда могла неожиданно рассказать какую‑нибудь деталь. Например, что отец, буквально за несколько дней до того, как попал в больницу, ни с того ни с сего начал обсуждать с мамой мое будущее образование, хотя мне тогда было всего лишь четырнадцать, и загадывать на столь дальний период было плохой приметой. Впрочем, это оказалось правдой. Не стоило возлагать огромных надежд на еще несозревшую душу.
Часто мы оказываемся в плену обстоятельств, не поддающихся нашему пониманию. Становимся заложниками событий, развитие которых мы не можем предсказать.
Возможно, из‑за погоды в полицейском участке сегодня было особенно людно, и все угрюмо занимались бумажной работой.
Я не был уверен, что охранник на входе рад моему приходу.
– Пропуск?
– К сожалению, у меня его нет, – коротко ответил я, в мыслях предугадывая его следующую реакцию.
– Без пропуска нельзя, вы это и сами понимаете.
На этом его тучное тело, по всей видимости, снова повалилось на мягкий стул. Шорох бумаги щекотал мои уши. Делает вид, что работает.
Не успел я ответить, как возле турникета образовалась небольшая очередь. Слегка поклонившись за принесенные неудобства, я отошел в сторону, выискивая тростью, куда встать, чтобы не создавать очередь и не привлекать внимания, хотя весь план головорезов и был сплошным безумием.
– Сон Хун, это ты?
Внезапно я растерялся. Знакомый голос, как ножом по плоти, отозвался в глубине тела.
Облили холодной водой.
Голос Ёны почти не изменился. Сколько же прошло? Три года или больше? А я до сих пор чувствую те самые духи, что блуждали в каждом уголке задрипанной квартирки.
– Вот это да, не ожидала тебя здесь встретить.
– Я тоже, – сказал я, медленно разжав губы.
– Как ты? – почти с заботой спросила она.
– По‑прежнему не вижу твоего лица. Впрочем, в этом нет нужды, – безразлично ответил я, хотя внутри бушевал костер злости.
Звук бумаги. Вероятнее всего, в ее руке был ароматный кофе без сахара, но с ванильным сиропом. Ёна не обратила внимание на мою колкость. Такой уж она была. Безразличной и равнодушной. И как я этого раньше не замечал?
[1] Огромный морской змей в корейской мифологии.
