Простушка для босса
– Ничего не надо. Я сейчас в квартиру еду, а ты, когда будешь?
– Сегодня вечером. Смена закончится, я сразу к тебе. Придумаем что‑нибудь! Не хочешь Колю? Не надо. Не нужен Платонов? Мы тебе другого найдем… И даже без зелья!
– Лена, не надо! Лена, даже не вздумай! – пригрозила я.
Но подруга уже отключилась.
Как бы она не начала меня сватать за всех подряд и подсовывать знакомства разные. Ничего из этого мне не надо!
* * *
Андрей
– Как там операция Москвина?
Ни здрасьте, не до свидания. Я позвонил Величко исключительно по рабочему вопросу.
– Платонов? – раздалось удивленное в ответ. – Ты очнулся, что ли? – поинтересовался Величко Георгий Александрович, он же Гога, он же Рабинович. Он же просто… Впрочем, скажу, как есть – пидарас!
Но скажу только мысленно, потому что вслух объявлять о своих подозрениях рано. Иначе Величко наказать не удастся.
Ни наказать, ни отомстить? Нет, никуда не годится.
Поэтому я изо всех сил сдерживался, дышал размеренно, спокойно, призывал на помощь всю свою выдержку, чтобы не разразиться матом и потоком обвинений в сторону того, кто меня люто подставил.
Еще и взобрался на мое место, гаденыш! А я же его растил, делился знаниями, скармливал желторотику медицинскому с чайной ложечки крупицы бесценного опыта. Человека из него сделал, превратил обрубка, едва выпущенного из меда, во врача… И что в итоге? Мне прилетела жестокая ответка в виде черной благодарности.
Кровь снова вскипела, перед глазами поплыли алые круги от ярости.
– Платонов, – бросил небрежно. – Он самый. Так что с Москвиным? Мне сказали, что ты операцию ему проводил.
– Москвин в полном порядке. Показатели в норме. Операция успешная, его перевели в реанимационное, чтобы наблюдать за состоянием после операции. По истечении нескольких часов отправлю в обычную палату, – отчитался ровно, но потом словно вспомнил, что теперь он там главный и начал хорохориться. – Нормально все у твоего приятеля! Сам‑то ты как? Говорят, анализы у тебя… кхм… странные?
– Анализы странные? Ничего особенного! В отпуск решил пойти.
– Ааа… Ну да, ну да. Отпуск – дело хорошее. Насколько? – новый вопрос.
Вот же гнида! Как будто не знает, что отпуск у меня бессрочный. Я в миг представил его рожу, полную ехидства, словно воочию увидел гаденькую улыбку, прячущуюся в уголках тонких бледных губ.
От злости я шмякнул кулаком по простыне, заскрипел зубами.
Хорошо, что я не в отделении. Я бы гада самым тупым скальпелем на кусочки покромсал, нарезал из его туши заготовку на манты с рубленым мясом, которые он так обожает!
– Не знаю еще, насколько. Дед ко мне прилетел, дела есть. Частная клиника требует больше внимания. Сам‑то справишься? Скорее всего, не смогу консультировать, дела!
– Отдыхай. Отделение в надежных руках!
В каких?!
В надежных?!
В чумных и пидарастических руках мое отделение!
Такой гнилой человек, как Величко, быстро разовьет в отделении и кумовство, и взяточничество, и подхалимство! Гнида… Гнида, развалит всю травматологию, а она в центральной клинике моими стараниями была замечательной.
– Желаю успехов. Москвина скоро навещу!
– Навестишь? А… Кхм… О… Ты же лежишь?
– Пять минут назад лежал, сейчас встал. Ерунда, говорю же! Ну, бывай, Рабинович. Звони, если что.
Звони и попадай на вежливое: «Пройдите на хуй, там вас заждались!» – добавил мысленно, спуская пар.
Пролежав полдня, я понял, что лежать больше не могу! Потребовал выписать меня из отделения.
Под расписку, разумеется.
Побухтели, попытались отговорить для приличия, но я настоял на своем, засобирался.
Что я, капельницу себе дома не поствлю, что ли?
Величко уничтожил мою репутацию, но ему не под силу уничтожить мой опыт.
Гад, бля… Гад!
Я был готов покинуть клинику, сел отдышаться, потому что временами накатывала сильнейшая слабость. Так понемногу и выбрался. Передвигался с паузами, разглядывал пейзажи из окна: красивые, жесть! Внутренний двор, забор, парковка, машины скорой…
Так понемногу добрался до холла и заметил, как степенно и важно вышагивал мой дед.
Дедом я гордился и уважал его неимоверно. Восемьдесят три года мужчине, а спина до сих пор ровная, одет в хороший костюм, выглажен идеально, прическа – волосок к волоску! Дед к преклонным летам сохранил свои зубы, волосы, ровную осанку, твердую руку и острый ум. Словом, образец для подражания!
Увидев его, мне стало совестно передвигаться со скоростью вялой мухи, пребывающей под парами дихлофоса, поэтому я придал себе более веселый вид и заставил идти, как обычно, резким, твердым шагом.
– Михаил Семенович! – позвал его. – Какими судьбами?
Дед перевел на меня взгляд, удивился – видно по глазам, но внешне виду не подал, приобнял меня, поцеловал в обе щеки:
– Хотел тебя проведать.
– Уже выписался.
– Что, дома решил под капельницей пролежать?
– Решил, – не стал лукавить.
– Поехали, меня ждет такси, – предложил дед и пошел рядом. – Не гони только, жеребец. Я хочу неспешно прогуляться!
Думаю, приврал дед! Не хотел он гулять медленно, но явно он не хотел давать мне повод злиться из‑за снисхождения и жалости. Поэтому я не стал его одергивать. Не стал одергивать еще и потому, что чувствовал за собой вину.
Неторопливы шагом мы вышли из здания больницы, прогулялись до парковки. Оказавшись вдали от лишних ушей, я задал вопрос:
– Родители в курсе?
– Скандал! Возможно, в курсе, – дед поджал губы. – Но не от меня, – добавил.
– И на том спасибо. Значит, ждать нотации.
– А что ты хотел? – спросил ехидно. – По всему министерству слухи расползлись быстро!
– Дед, я…
