Реплика
Вероника уселась вертикально, её очертания всё ещё плыли и теряли резкость, а песок в часах вовсю нарушал законы физики, двигаясь то вверх, то вниз.
«Она говорила, что обо мне позаботятся, меня не оставят. Но я осталась одна. Пожалуйста, не оставляй меня. Все, кто меня знают и любят, сейчас в этой квартире».
И опять не пришли правильные слова. Вероника улыбнулась и вновь прижала палец к его губам, кивнула.
«Да. Ты понял. Не нужно слов».
Жар схлынул, словно подул прохладный ветер и разогнал собравшийся зной.
– Ты почувствовал, я знаю. Ты был при нашем с ней разговоре. Это был последний разговор.
Вероника снова погладила его по голове.
– И ты чувствовал её любовь, я знаю. Чувствовал, как чувствовала её я.
Александр кивнул, с трудом переводя дух, он покосился на песочные часы. Весь песок перетёк в нижнюю колбу.
– Как это возможно? Есть хоть какое‑то объяснение?!
– У нас с Риммой полно объяснений. – Вероника улыбалась. – Только вот современная физика с этим не очень согласна.
– Такого признания в любви со мной ещё не было, – покачал головой Александр.
Вероника тихонько рассмеялась.
– И я как будто много лет знаю тебя. Вообще с детства.
Вероника покивала и спрыгнула с его колен. Взяла стоящую рядом с креслом бутылку с минеральной водой, молча предложила. О, да. Жажда невероятная. Александр спохватился, оставил ей половину бутылки, Вероника выпила её не так жадно, но удовольствие читалось на её лице.
– Два или три часа, – ответила она на незаданный вопрос. – И семь с половиной минут здесь.
– Так вот как ты успела всему научиться! – дошло неожиданно до Александра. – Ого!
– А ты работал по двадцать восемь часов в сутки. Если не веришь, то посмотри статистику работ.
Вероника помогла ему подняться из кресла.
– Есть хочу ужасно. – Она покосилась на кровать… заметила, что Александр глянул туда же, и оба рассмеялись.
– Если мы там окажемся, то я даже не знаю, когда выберемся обратно. – Вероника потянула его за руку. – Идём, ещё столько всего нужно рассказать.
* * *
Ника, в те же самые несколько минут, чуть не выронила швабру (Римма подхватила) и опустилась на стул, лицо её вновь стало мечтательным и счастливым, а зрачки светились белым.
– Всё поняла, не дура, – покивала Римма с довольным видом, – но это что‑то другое.
– Ты о чём? – спросила Ника едва слышно.
– Эк тебя плющит… – покачала головой Римма.
Ей самой было хорошо всякий раз, когда маме было хорошо, это передавалось.
– Я к тому, что они там остались не для того, чтобы перепихнуться.
Ника выпрямилась, глаза её всё равно подёрнуты туманом, улыбка никуда не делась.
– Тебе обязательно говорить такие ужасные слова? – посмотрела она так строго, насколько позволяла улыбка.
– Ой, прямо кисейная барышня. Да, прости, мама их тоже не любит. Они там не любовью занимались. Что‑то совсем другое… ну почти совсем.
В этот момент на кухне появились оба человека.
– Клёво выглядите! – одобрила Римма. – Мама, вот теперь вижу, что ты счастлива. Вы бы поели, а? У Ники уже всё готово. Не знаю, чем вы там занимались, но устали так, что просто жесть.
– Римма, ты зануда! – Вероника потрепала её по голове и чмокнула в макушку. – Ну хоть один день перестань быть доктором. Спасибо, Ника, я жутко есть хочу.
За обедом говорили о чём угодно, только не о том, что действительно могло занимать умы собравшихся.
– Меня всё равно ищут, – вздохнула Вероника, посмотрев на телефон. – Сейчас, это быстро.
– Слушай, отбери у неё телефон! – посоветовала Римма Александру. – Знаю я эти её дела. На самом важном месте вскочит и убежит отвечать на письмо.
Вероника с улыбкой отмахнулась: «Да ну тебя!», и исчезла в направлении спальни.
– Вот там и отбери, – посоветовала Римма Александру. – А лучше отбери и выключи. Не парься, мы тут сами со всем справимся, заодно и поболтаем.
* * *
Ника критически оглядела кухню. Сразу видно, что Саша жил один: единственное место, где на кухне был хоть какой‑то порядок – холодильник. И то потому, что там почти ничего не было.
Теперь есть.
– И о чём ты хотела поболтать? – поинтересовалась Ника, глядя на довольную Римму с очередной чашкой воды в руке. – Смотри, будешь булькать!
– Да ну тебя! – заржала Римма и осеклась. – Ой, прости, я опять не совсем из роли вышла. Так это не я, это ты хотела поболтать.
– Правда? – улыбнулась Ника.
– Конечно. Ты хотела узнать больше о моей маме. Она разрешила рассказывать о чём угодно. Что‑то конкретное?
– Расскажи о том, как она влюбилась, – попросила Ника и прикрыла глаза.
Римма покачала головой и протянула руки.
– Прямой контакт? А то я так могу до конца той недели рассказывать.
– А мы куда‑то торопимся?
Они обе рассмеялись, и Римма посерьёзнела.
– Хорошо, будем как они. Так правильнее. Слушай.
Мама как раз придумала, как производить адаптивный коллоид и, самое главное, как управлять процессом его размножения. Римма, уже третий месяц была во плоти, пусть и искусственной, и не могла нарадоваться, она избавила маму почти от всех домашних хлопот, она любила, когда вечером у мамы выдавалась свободная минутка, чтобы сесть рядом и говорить, говорить…
Римма возникла как одна из первых Реплик. К моменту, когда Вероника «пробудилась», как только смогла использовать свой «день сурка», чтобы обучаться за считанные часы тому, для чего требовались месяцы, Римма уже была настолько человеком, насколько можно вообразить, она не желала относиться к Веронике иначе, как к матери.
