Реплика

Постепенно пришло понимание, что никого кроме Риммы в жизни Вероники нет. Римма давно научилась воспринимать состояние людей по летучим веществам, выделяемым их кожей, простыми словами, по запаху. И вот как‑то раз мама вернулась с работы в необычно радостном настроении, а в её запахе Римма почуяла что‑то новое. Понятно, что всё это гормоны, специфические их сочетания, но этот конкретный букет оказался доселе неизвестным.

– Мама, с тобой всё хорошо? – поинтересовалась Римма, с некоторой тревогой отметив необычный блеск её глаз.

– Лучше не бывает! – с улыбкой отозвалась мама и, внезапно, крепко обняла свою дочь и чмокнула её в щёку.

– Ты влюбилась?! – дошло до Риммы. – Вот это да!

Мама счастливо кивнула.

– Завтра иду на свидание! – заметила она гордо. – Ты ведь этого хотела, да?

Не то чтобы очень хотела, но время шло, и пусть мама ещё очень молода, поневоле встревожишься, когда поймёшь, что её никто не интересует, кроме Риммы, конечно. Ведь это всё‑таки не совсем настоящая семья. Неполная.

Римма обрадовалась. Очень обрадовалась. И именно в этот день она поняла, что начала чувствовать то, что чувствует мама даже на большом расстоянии. Весь вечер она расспрашивала маму об её избраннике, хотя того, запаха, что мама принесла с собой хватило, чтобы составить впечатление. Впечатление оказалось хорошим.

На следующий день мама отпросилась с работы, до этого казалось, что ничего, кроме работы и Риммы маму не интересовало. Она стояла у зеркала, прихорашиваясь, когда Римма, в этот момент находившаяся в магазине в пяти минутах ходьбы, почувствовала неладное. Когда она ворвалась в квартиру, мама лежала в кресле, у неё был такой вид, что краше в гроб кладут. Римма отчётливо поняла, что мама умирала. Всё указывало на это. Самое страшное, что со здоровьем у мамы всё замечательно, и как ей помочь было совершенно неясно.

Римма сумела превозмочь панику и заглянув в свою обширную медицинскую базу данных, принялась справляться с симптомами. Уже через пятнадцать минут мама перестала выглядеть лежачим мертвецом, а ещё через полчаса Римма узнала о гибели её мужчины. Совершенно нелепой и жуткой гибели в ДТП, да в таком, после которого на тело смотреть страшно.

У мамы случилась истерика, а потом наступила сильнейшая депрессия; спасла её, как ни печально, работа. Почти полгода мама приходила в себя, когда всё повторилось: сияющая влюблённая мама, далеко идущие планы после завтрашнего свидания… и далее по списку. В пятый раз Римма почти успела попрощаться с мамой, уже почти не оставалось никакой надежды. Чудом вытащила с того света, почти неделю приводила в чувство, не отходила от её постели.

И вот неделю назад она опять влюбилась.

– Мама, ты хоть скажи, кто это! – взмолилась Римма. – Ну я же всё равно узнаю, если только ты меня не выключишь.

Она сказала. Римма уже понимала, что для того, чтобы маму «пробило», как она выражалась про себя, ей обязательно нужно прикоснуться к тому самому мужчине. Ну зачем, зачем она прикоснулась?!

Римма быстро узнала подробности об Александре.

– Мама, ты что, серьёзно? – поразилась Римма. – Ты знаешь, что ему никто, кроме его Реплики, не нужен?!

Мама кивнула.

– А знаешь, что он ей на полном серьёзе покупает одежду, бельё и остальное?! Мама, он же псих!

– А я тогда кто? – тихо поинтересовалась мама, прижимая к себе виртуальную дочь. – Ты понимаешь, что это просто случается, и всё?

– Ты понимаешь, что я теперь тебя не откачаю?! – Глаза Риммы наполнились слезами, что случалось крайне редко. – Я не хочу тебя потерять!

– Тогда помоги мне, – попросила мама. – Будь рядом с ним. Защити, если нужно. Если я не увижу его снова, я умру. Я чувствую.

Римма уткнулась лицом в её плечо, расплакалась и пообещала, что защитит этого долбаного психа, лишь бы мама была жива и счастлива. На том они и договорились.

– Ты правда считаешь его психом? – тихо спросила Ника. – Просто скажи, что ты думаешь, я не обижусь.

– Теперь нет, – покачала головой Римма. – Теперь я понимаю, почему он покупал тебе одёжку и бельё и обсуждал с тобой, в каком доме вы встретите старость…

Ника рассмеялась и покивала.

 

* * *

 

– Смотри, это на пальцах, – указала Вероника на картинку. – Это аттрактор диффузной модели. Очень изящный и простой, всегда сходится быстро. Это означает, что модель всегда связно ведёт беседу, не отвечает невпопад, но не умеет выдавать ничего неожиданного. Она просто хорошо просчитывает, что сказал бы человек с таким же словарным запасом.

– Да‑да, понимаю, – кивнул Александр.

– Вот это – экстраполяция того, как мыслит человек.

Предыдущая картинка походила на причудливо смятый кусок пластилина, а эта напоминала на фотоснимок мощного взрыва с разлётом осколков во все стороны.

– Это так называемый странный аттрактор, в некоторых областях параметров он сходится медленно, но сходится или к верхнему контуру, или к ядру. И он в состоянии давать такие вот выбросы вне области ядра. Человек может выдумывать новое, это выглядит так.

– Ого! – впечатлился Александр. – Это ты собрала столько сведений, чтобы построить модель?!

– Мы. Я и Римма. А вот это твои рекомендации, – указала Вероника. – Всё внутри тора, аттрактор очень устойчивый.

Она показала новую картинку.

– Но при некоторых параметрах он даёт такие же интересные выбросы, его намного проще обучить, чем пытаться воссоздавать подобие человеческого мышления.

– Не думал даже… – удивился Александр. – Просто добивался, чтобы модель не несла ну совсем уж полную чушь.

Вероника улыбнулась и погладила его по голове.

– Вот то, что сейчас используют Римма и Ника, – показала она модель. – Очень компактно и похоже на человека. Это требует на порядок меньше ресурсов для обучения. Наверное, если бы не было твоей модели, не было бы и Риммы. И меня не было бы… – добавила она тихо, погладив Александра по голове.

– Но откуда у тебя этот коллоид, идея термояда?! Римма придумала?

– Там всё сложно. Я расскажу, – пообещала Вероника, встав позади Александра и обняв его за плечи. – Слишком много для одного дня, даже для недели много.

– Ну точно кошка! – поразился Александр, услышав знакомые звуки и прикоснувшись ладонью к горлу Вероники. – Ощутимая вибрация, только хвоста и шерсти нет, – сказал он ей.

Вероника расхохоталась.