Революция
Майор Гарса отправился за приказаниями в здание железнодорожной таможни, где разместился штаб инсургентов, а его люди с винтовками между колен расселись отдохнуть. В жидкой тени под навесом устроился рядом с ними и Мартин. Ему по‑прежнему не верилось, что все это происходит на самом деле. Река – в этом месте довольно мелкая – текла совсем рядом: ее можно было перейти вброд по пояс в воде или верхом. Оттуда, где сидел инженер, на американском берегу виднелись кучки любопытных, наблюдавших за боями в бинокли и в подзорные трубы. Полюбоваться зрелищем съехалось немало туристов. Рассказывали, что туда иногда залетали шальные пули, и среди любителей острых ощущений имелись убитые и раненые.
Несколько женщин, собиравших ветки и корни акации для костров, без стеснения разговаривали с инсургентами. Юбки до пят, волосы смазаны жиром и заплетены в косы, покрыты платками или соломенными шляпами, кое у кого за спиной – ребенок, подвязанный шалью. У некоторых на груди крест‑накрест патронташи, как у мужчин. Грязные, изнуренные работой, неотступно следующие за войсками – две из них пекли маисовые лепешки‑тортильи, а на железных сковородах, брызгая маслом, жарились мясо и картошка. Мартин учуял запах, и у него свело желудок. Во рту с утра крошки не было.
– Эй, Твоюжмать! – крикнула одна из них.
Мартин подумал сперва, что она кого‑то ругает, но вскоре увидел, как поднялся и отошел от своих один мадерист – пузатый, ширококостый и низкорослый северянин в остроконечном сомбреро и с неизбежными усами, нависающими над верхней губой. На рукаве своей куцей куртки он носил две красные ленточки – сержантские нашивки.
– Чем услужу тебе, донья?
– Тем, что подзовешь своих ребят, потому что мы вам сготовили кое‑чего вкусненького согреть утробу.
– Понял, можешь не продолжать.
Инсургент захохотал, сглатывая слюну и поглаживая живот. Женщина уперла руки в бока, стянутые ремнем с патронташем и огромным револьвером в кобуре.
– Ну так пошевеливайтесь, а то остынет.
Инсургенты потянулись к костру, где каждый получил по две горячие тортильи и по куску мяса. Сержант уселся неподалеку от Мартина. От него несло едким по́том.
– А вы, сеньор, неужто не проголодались?
Он смотрел на него с приветливым любопытством. Мартин вспомнил, что уже видел его раньше. Когда инженер взрывал бронированную дверь в «Банке Чиуауа», тот в числе других стоял поблизости, а потом, когда закладывали динамит в стену укрепления, помогал приладить бикфордов шнур. И он же первым бросился следом за майором Гарсой, когда грохнул взрыв.
– Есть немного, – признался Мартин.
Сержант упоенно жевал свою порцию, уже вымазавшую ему усы подливкой.
– Так чего же сидите? – Он облизал палец. – Сметут всё.
Мартин поднялся и направился к сольдадерам[1]. Та, с револьвером на боку, смотрела, как он приближается. Смуглое лицо с индейскими чертами доказывало, что в жилах ее нет ни единой капли испанской крови. Иссиня‑черные, блестящие от жира волосы, заплетенные в косу, казалось, сияли на солнце. Не говоря ни слова и не сводя с него глаз, она протянула ему две лепешки с куском мяса и несколькими ломтиками картошки.
– Спасибо.
Женщина продолжала молчать и разглядывать его с любопытством. У нее были толстые губы, чуть приплюснутый нос, большие черные и очень живые глаза. Лет тридцать с небольшим, определил Мартин. А может, и меньше – в Мексике крестьянки рано старятся.
Он вернулся к сержанту и взялся за еду. Вкруговую ходил кувшин с водой, и Мартин сделал большой глоток, чтобы прочистить забитую пылью глотку. Сержант уже покончил со своей порцией и теперь, положив карабин на колени, разминал кукурузный лист с намерением свернуть самокрутку. Мартин показал ему на зевак, заполнявших американский берег. Женщины под зонтиками, дети, экипажи и даже два автомобиля.
– Вот какое представление мы для них устроили, – сказал он.
Сержант кивнул, как должное принимая это «мы».
– Пули иногда на тот берег долетают. – Он насыпал накрошенный табак на кукурузный лист и свернул самокрутку. – Начальство приказало быть поосторожней, чтоб этих остолопов‑гринго не задеть. Однако пуля своим разумением живет.
Мартин оглядел здание таможни и ближайшие мосты. Там стрельба почти стихла, но в центре города еще грохотало. Мадеристы держали под прицелом доступ к пограничным переходам, внимательно наблюдая за американскими солдатами, а те в свою очередь не спускали с них глаз. Прошел слух, что войска США готовы вмешаться, если события выйдут из‑под контроля, и что якобы правительство Порфирио Диаса уже просило об этом американцев, которые пока ограничивались тем, что разоружали федералов, искавших убежища на их берегу.
Сидевшие под навесом пустили по рукам бутылку в ивовой оплетке. Дошло и до сержанта, который выпил, погладил себя по животу и протянул бутылку Мартину. Тот сделал маленький глоток и обжег себе гортань крепким и густым сотолом. Закашлялся, передал бутылку соседу и глубоко вздохнул, чтобы перевести дыхание. Сержант, наблюдавший за ним, улыбнулся:
– С динамитом у вас ловчей выходит, а, сеньор?
Мартин, не зная, что ответить, пожал плечами.
– А что в Испании думают обо всем этом? – спросил сержант.
Мартину пришлось повторить этот жест.
– Не знаю. Я так давно уехал.
– Ах вот как?
– Да.
Мадерист с любопытством разглядывал его.
– А сами чего думаете?
– О Мексике?
– О нашей революции.
Мартин обвел взглядом людей, сидевших вокруг. Они чистили и заряжали оружие. По выражению темных, жестоких лиц видно было, что разговор их интересует.
– Думаю, это было неизбежно.
Сержант рассмеялся сквозь зубы.
– Не поспоришь… – Он выпустил дым. – Так оно и есть. Надо покончить с хозяевами, с теми, кто правит и командует… С теми, кому выпало счастье выучиться и не стать голодранцами, как мы.
[1] Сольдадеры, или аделиты, – крестьянки, принимавшие участие в Мексиканской революции. Как правило, они сопровождали войска, готовили бойцам еду и ухаживали за ранеными, но немало было и тех, что сами принимали самое деятельное участие в боях.
