Риск

– Ага, пригласил в какой‑то ресторан в Moscow‑city, а перед этим прогуляться в том районе. Говорит, там красиво, здания высотные, просторно и всякое такое… Ты не обижаешься?

 

Мотнула головой отрицательно, только сейчас заметив, как светилась подруга. Быть может, я ошибаюсь, и Мозгов – не такой уж и мудак? На секс он Ленку уже развел, но не сбежал, а продолжает общение, на свидания приглашает. Если мои догадки неверны, то это к лучшему. Лена такая счастливая, когда говорит о нем.

 

– Конечно же нет! – Теперь улыбка у меня была искренней. – Повеселись там как следует и вечером мне все расскажешь!

 

– А ты про своего воздыхателя. Кстати, передай ему, что роллы просто бомбезные, – рассмеялась Ленка, когда я недовольно сморщилась.

 

Не буду больше писать я этому воздыхателю. Что за трус такой? Лучше бы сам пришел, да принес все это, чем курьеров посылать. Точно ботаник какой‑нибудь, наверняка никогда не подкатывавший к девушкам и решивший, что таким способом сможет заинтриговать, заставить думать о себе. Ладно, заставил, но не более. Изводить себя на пустом месте не собираюсь, слишком много чести.

 

После того, как Лена упорхала на свидание, я успела вычистить всю квартиру до блеска, пройдясь тряпками по всем видимым и невидимым углам. Уборка всегда расслабляла меня, в такие моменты казалось, что я навожу порядок не только на полках, шкафах и столе, но и в своей голове. Раскладываю мысли и переживания по собственным – воображаемым – полочкам, избавляюсь от ненужных переживаний, складывая их в потаенные углы головы, чтобы больше никогда не возвращаться.

 

Когда мы с Максом были вместе, все свое свободное время я проводила с ним, развлекаясь и чувствуя себя свободной. Иногда даже счастливой. Не сказала бы сейчас, что действительно его любила, но нравился он мне определенно. Наверное, именно поэтому я так легко решилась на расставание и не напилась после того, как узнала о его измене. Но сейчас, сидя одна в пустой квартире, как никогда сильно я ощущала нехватку и потребность в общении с кем‑то, даже с Рыжиковым.

 

Разыскала в списке контактов его имя, хотела позвонить, но вовремя одумалась. Нечего саму себя в прежнюю яму загонять. Люди не меняются. Изменил однажды, изменит и дважды.

 

Я сильно об этом еще потом пожалею, буду долго себя ругать, когда мои представления оправдаются, но зато займу свой вечер. Возможно, даже получу удовольствие, вдруг этот ботаник окажется весьма интересным собеседником, и мы даже подружимся? Взяла телефон, быстро набрав сообщение и тут же его отправив, пока не передумала.

 

Я: Хорошо, я готова продолжить наше общение, но только в формате тет‑а‑тет. Через час жду тебя в парке, который рядом с университетом. Если не придешь, расценю это как нежелание общения, и никакие цветы не помогут. Спасибо, кстати, за букет. Очень красивый.

 

Ответ пришел не сразу, но его положительный окрас меня обрадовал. Надо было так с самого начала, а не начинать бессмысленную переписку, только испортившую первое впечатление о человеке.

 

Вечерами в Москве прохладно. В Питере тоже не жарко, но изредка погода баловала солнышком. На московских же улицах мне иногда кажется, что солнце забывает о своем существовании. По крайней мере, именно в этом году. Поэтому, надев макси‑юбку светло‑коричневого оттенка и заправив в нее белую рубашку, облачилась в кожанку и шелковый шарфик светло‑голубого оттенка. Люблю, когда тепло и ниоткуда не дует, потому что очень легко простужаюсь. Всего двадцать один, а спина иногда болит так, словно мне тридцать.

 

А все почему? А потому что Ленке вечно жарко, а мне вечно холодно, и мы никак не можем сойтись в температурных режимах, часто назло друг другу то открывая все окна, то закрывая.

 

Я пришла на десять минут раньше. Не знаю, зачем и почему, но мне хотелось увидеть его еще издалека, чтобы, если вдруг не понравится, сбежать, чтобы это выглядело так, что это я передумала и не пришла. Мне хотелось, чтобы у меня был выбор, и я его себе создала. Пусть призрачный, но он был.

 

Присев на скамью, начала разглядывать, как разноцветные листочки падали с деревьев, кружась и оседая на земле. Я любила осень именно за это: за яркость красок деревьев, мелькающих и тут и там, когда идешь по улице, за необычные фигурки птиц в небе, улетающих в теплые края, чтобы перезимовать, и за дожди. Мне нравилось гулять по улице в дождь, подставлять лицо каплям и думать, что мне подвластно все, но удавалось это редко.

 

Не заметить идущую мужскую фигуру, оглядывающуюся по сторонам в поисках кого‑то, было сложно, и я ее заметила. Сказать, что я удивилась, наверное, не сказать ничего. Можно было ожидать кого угодно, можно было и дальше думать, что вымыслы подруги – просто вымыслы, но ко мне шел Анисимов собственной персоной. Совершенно спокойный, расслабленный, с цветами, с этой своей красивой улыбкой, и шел он не мимо, нет, целенаправленно ко мне.

 

Я испугалась. Хотелось встать и убежать, но ноги приросли к земле, потому что… Потому что глупо, потому что ненормально, потому что… Черт возьми, это не может оказаться правдой. Я не могу нравиться своему преподавателю, не могу. Засуетившись, не сразу заметила, как Тимофей Александрович подошел совсем близко, встав напротив. Он улыбнулся приветливо, смотря мне прямо в глаза.

 

– Не рада увиденному? – хмыкнул он, когда понял, что за замешательство, должно быть, выразилось на моем лице.

 

– Я… Здравствуйте, – смутилась, более не понимая, как на него реагировать. – Это вы мне писали? Вы прислали цветы и, о боже, вы мне подложили эту записку?

Зачем‑то спрашивала я, хотя понимала, что так оно и было. Вопросы были бессмысленны, никто другой не проходил тут в последние двадцать минут, и никто другой не шел намеренно ко мне. Это был Анисимов, и отрицать это было совершенно глупо.