Рождённые из пепла
Тело не хоронили. Позже Микая узнала, что его бросили глубоко в чаще на съедение диким животным. Человек, что смотрел только на неё перед своей смертью, больше не существовал.
И сейчас король снова привёл её на казнь. Только теперь вместо меча палач готов взяться за рычаг люка. И Микая догадывалась, кого сегодня будут вешать.
Их привезли в закрытой чёрной повозке. Первым вывели мужчину. От пыток на нём живого места не осталось. Чёрные грязные патлы свисали на опухшее лицо. Обрывки рубашки алели от крови, а сухожилия на ногах перерезаны. Стражникам приходилось почти тащить его на себе.
«Значит, это он проник во дворец…»
А следом из повозки вывели второго, и Микая не сдержала вздох. Совсем ребёнок. Бледный, худой, такой же замученный. Но ребёнок. Когда их привели на помост, он льнул к мужчине, словно сын к отцу, пытался заглянуть ему в глаза, что‑то сказать еле ворочавшимся языком. Мужчина ответить не мог. Его язык был вырван… а может, и откушен намеренно.
Над помостом высились две петли. Две. И одна опущена чуть ниже.
Микая вопросительно посмотрела на Арчивальда, а он лишь самодовольно улыбнулся ей и снова повернул голову к виселице. Он будет наслаждаться видом смерти. Как тогда.
Королева отвернулась. Она ничего не сделает с этим. Несчастные глупые мятежники умрут ни за что.
– Смотри. – Король накрыл её запястье ладонью. – Смотри. Ты же хотела на прогулку.
Любой бы не увидел в этом жесте ничего особенного – король взял свою жену за руку. И лишь Микая чувствовала, что не взял, а до боли придавил к ручке кресла.
Она снова взглянула на осуждённых. Мальчик плакал. Он старался держаться, но не мог.
– Прости, Робер, – донёс ветер его слова. – Прости меня.
Мужчина не мог ему ответить, но пытался улыбнуться, ободрить, когда ему на шее затягивали петлю. Его рубаха разорвана на груди и висела клоком, и на мешковатой тёмной ткани на изнанке вышито что‑то белое.
Возле палача на помосте возник распорядитель и развернул короткую бумагу.
– Осуждённые Деш и Робер повинны в убийствах стражи и попытке убийства королевской семьи. От имени Его Королевского Величества Арчивальда Канвальда приказ повесить их, а имущество забрать в пользу короны. К казни приступить немедленно. Подпись короля.
Короткое обвинение, и палач готов взяться за левый рычаг. Но Арчивальд махнул рукой и указал на мальчика.
– Сначала его.
Палач подошёл к правому, и мальчишка с петлёй на шее сжался все телом, рвался назад, но верёвка держала крепко.
– Робер… – только успел он проговорить жалобно, прежде чем пол ушёл у него из‑под ног.
Толпа охнула и замолчала. Микая напряглась. Она ожидала, что сейчас что‑то случится. Но не произошло ничего. Никто из толпы вокруг не шевельнулся. Лишь смотрели, затаив дыхание.
Мальчик барахтался недолго и вскоре сам затих под гробовую тишину городской площади. Мужчина смотрел на это со слезами и бросил в сторону королевской четы взгляд, полный ненависти и презрения. Трудно сказать, кому из монарших особ он предназначался. Возможно, обоим.
Но Арчивальд и не моргнул.
– Вот что будет с теми, кто думает нарушить порядок в стране. Моё правление нерушимо, – объявил он громко.
И на это толпа ответила тишиной.
«Умные мятежники», – подумала Микая.
Палач взялся за правый рычаг.
* * *
Ивор пробирался сквозь толпу. Ему мешали, на него ругались, но он не обращал внимания.
О готовящейся казни объявили ещё день назад. У всех на глазах сооружали виселицу. Вчера прохожие старались обходить её стороной, словно каждый опасался сам на ней оказаться, а сегодня пришли, чтобы посмотреть, как повесят других.
И Витарр, и Ивор, и все из сопротивления знали, кого будут казнить. Вчера в тайных комнатах разразился спор. Почти все, кто был вхож туда, присутствовали, и маленькая комнатка для встреч была забита людьми.
– Мы должны что‑то сделать! – Дейн в сердцах ударил кулаком по столу. – Если мы не будем спасать наших, то на что мы годимся?
Ивор ещё при первой встрече с ним быстро понял, что молодой Дейн слишком порывистый, часто делает, а потом думает. Пару раз его чуть не ловили за подглядыванием стражники, и только очень быстрые и крепкие ноги спасали его от темницы, только и мелькала за углом его взлохмаченная копна. Зато вынослив – привык таскать тяжёлые вёдра с водой.
Ивор редко соглашался с Дейном, но сегодня был особый случай. Однако Витарр возражал.
– Их будут хорошо охранять, – обречённо ответил он Дейну. – Они же «опасные мятежники». А сколько воинов у нас? – Дейн хотел что‑то сказать, но Витарр ответил на свой вопрос сам. – Ни одного.
И это была горькая правда. Они собирались биться. Собирались воевать. Но среди них не было обученных солдат. Да, некоторые парни очень крепкие, но им ни разу не приходилось сражаться и убивать.
– Так, может, пора уже?
Все обернулись на голос.
– Ивор? – удивился Витарр.
– Сам подумай. Для чего мы вообще тут собираемся? Что планируем делать? До старости будем смотреть на наших врагов из‑за угла и бояться? Мы не станем воинами, если не начнём сражаться. Нас уже не так мало, как раньше. Мы не бессильны.
– Ивор. Я собирался найти и привлечь в наши ряды учителя по фехтованию и обучать людей вдали от города.
– Да, но ты его не нашёл. И это было бы долго.
– Зато надёжней, чем бросать наших на мечи стражников, – нахмурился Витарр.
– Знаю, но мы же можем взять числом. Ради Робера. И Деша.
– Ради Деша Робер сам отправился к ним в лапы. Он явно торопился если не спасти мальчишку, то хоть воссоединиться с сыном. Ты сам видел его, Ивор. Ему уже тем вечером было не помочь.
– Но ты одобрил это.
– Я бы его не остановил.
– Ты мог не просить открыть ему дверь в кухню.
– Он бы пошёл через главные ворота!
Витарр редко повышал голос. И сейчас горячился, потому что жестокая истина разрывала изнутри и его. Он нёс ответственность за всё сопротивление. В нём состояли не только мужчины, но и беззащитные женщины, которые тоже делали своё маленькое дело, даже если это, как у Талии, была просто готовка ужина для уставших ребят. Он хотел спасти Робера и Деша, но роль лидера требовала от него безжалостного расчёта в том, что бросить двоих и сохранить остальных – это лучшее решение.
