Шесть зимних ночей
Старик медленно повернул к нему голову. Его серые глаза были полны печали.
– У меня все хорошо, Томас, благодарю вас.
– Может быть, вам что‑то нужно? Я могу принести вам грога…
– Не нужно, благодарю, Томас. Вы очень добры. Хотя… скажите, почтальон мне ничего не приносил?
Томас покачал головой, и старик снова отвернулся.
– Я так и думал, – едва слышно произнес он. – Чуда не случится…
– Не огорчайтесь раньше времени, мистер Тёрнхилл. До полуночи есть время, а Человек‑в‑красном…
– Человек‑в‑красном слишком занят, чтобы навещать какого‑то бездомного старика, молодой человек. Да и существует ли он на самом деле?
– Конечно, существует, – убежденно сказал Томас. – У него и правда сейчас очень много дел, но я уверен, что он ответит на ваше письмо.
– Мое письмо… – проворчал старик. – Я жалею, что поддался на ваши уговоры, Томас, и написал ему. Не стоило… не стоило даже надеяться. Я не заслуживаю чуда…
– Заслуживаете, – возразил Томас. – Все заслуживают чуда. А когда еще чудесам сбываться, как не на Новый год. Верьте, мистер Тёрнхилл. Просто верьте! Я убежден, что ваше желание сбудется – просто подождите немного…
Мистер Тёрнхилл опустил голову на грудь и беззвучно заплакал. Томас, неловко потоптавшись у его кресла, решил, что лучше оставить старика в покое.
Он направился к выходу из Газетной гостиной, но покинуть ее не успел. Его схватили за шиворот, а затем затащили за елку.
– Пусти! Пусти, Фредди!
Фредди отпустил Томаса, и тот, гневно глядя на брата, подтянул свой бордовый мундирчик.
– Что тебе было нужно от этого спятившего старика? – спросил брат с подозрением. – Это как‑то связано с тем, что ты последние два дня куда‑то сбегаешь из гостиницы?
– Ничего он не спятивший, Фредди! – возмущенно ответил Томас. – Он просто очень одинокий и несчастный…
Фредди усмехнулся, продемонстрировав настолько широкую щель между передними зубами, что в нее могла пробраться и мышь.
– Еще как спятивший, – сказал он. – Ты слышал, что он рассказывает? Будто его в детстве похитил Крампус, а брат якобы спас его. Все как в новогодней пьеске.
– Я ему верю.
– Тогда ты болван, Томми. – Брат прищурился. – Но я знаю, что ты что‑то задумал.
– Задумал?
Томас поправил очки. Все это было крайне не вовремя. Фредди всегда только и ждал, чтобы устроить какую‑нибудь пакость – если он пронюхал о том, что Томас скрывал, бед не оберешься…
– У тебя какая‑то тайна, – с важным видом сказал брат. – Я видел, как ты ходил на вокзал вчера, а потом якобы помогал выселившейся мадам Поркард донести ее багаж до трамвайной станции и сам сел на трамвай. Куда ты ездил?
– Нужно было помочь мадам донести багаж до дома ее кузины. У нее были очень тяжелые чемоданы…
– Ну ты и врун, Томми. Я тебя хорошо знаю и сразу вижу, когда ты что‑то скрываешь. Думаю, отцу будет любопытно узнать…
– Не говори ему ничего! – испуганно прошептал Томас, и Фредди самодовольно осклабился.
– Вот видишь! Рассказывай…
– Не сейчас, Фредди. Я тороплюсь. Я все тебе расскажу. Только потом. Ты же знаешь, что я все тебе рассказываю.
– Куда это ты так торопишься?
– Нужно отнести это новому постояльцу, – сказал Томас, продемонстрировав свой сверток. – Он и так меня заждался…
– Новый постоялец? Гм… Сегодня ведь никто не вселялся. Ты снова скрытничаешь, но я слежу за тобой, Томми, меня не проведешь.
Под пристальным взглядом брата Томас выскользнул из Газетной гостиной и ринулся по коридору. Кое в чем он не солгал – новый «постоялец» действительно ждал этот сверток, а он, Томас, и так слишком задержался. Оставалось надеяться, что «постоялец» проявит терпение, хотя, зная этого господина, Томас боялся, что «нерасторопного коридорного» ждет целая буря возмущения и негодования из‑за задержки. Он ведь сказал ему, что скоро придет…
«Только бы этот тип не сожрал мои рисунки или карандаши, – испуганно подумал Томас. – Я потратил на них все, что оставалось от чаевых…»
Добравшись до своей комнатки у лестницы, он затаил дыхание и открыл дверь.
– Прошу прощения, – начал коридорный, переступив порог. – Я знаю, что меня долго не было, но…
Томас оборвал себя на полуслове. Комнатка была пуста. Его рисунки – угольные бабочки и кривоватые портреты некоей мисс, сделанные прямо на страничках старых газет, – как и прежде, висели на стене, закрепленные булавками. Карандаши на тумбочке также были на месте, а вот «постоялец» в комнатке отсутствовал. И хуже всего – на полу у кровати валялась сорванная с уже упакованного подарка оберточная бумага; рядом в беспорядке лежали ленты.
Подарок – очень важный подарок! – исчез!
И тут где‑то на этаж ниже раздался дикий женский визг.
Томас выскочил из комнаты и с отчаянием схватился за голову.
В ней пронеслась мысль:
«Что я наделал?! Зачем привел его сюда! Отец точно меня убьет!»
…А еще час назад все шло своим чередом, все было тихо и спокойно – по меркам гостиницы незадолго до Нового года, разумеется. Постояльцы готовились к празднику, и никакая мисс пока даже не догадывалась, что скоро завизжит, как будто ей защемило пальцы в мышеловке.
– Томас! – раздалось от стойки регистрации.
Томас не услышал.
Он завороженно глядел в окно на Чемоданную площадь. Прежде на его памяти она не была такой красивой – сейчас картина за окном походила на праздничную открытку. Обычно хмурые, затянутые дымом и гарью привокзальные кварталы укутались в белое пуховое одеяло, в воздухе парили снежинки, и меж ними проглядывали огоньки – десятки разбросанных по всей площади рыжих огоньков. Они таинственно мерцали и порой будто бы подмигивали.
Площадь тонула в предпраздничной суете. Из здания вокзала выходили приезжие с чемоданами, они поспешно забирались в кэбы на станции или в ожидавший их трамвай, а кто‑то вливался в толпу прохожих. Пришвартованный в центре площади дирижабль «Бреннелинг» сегодня больше никуда отправляться не собирался – погода была нелетной: к вечеру ожидалась метель.
