Синдром властного негодяя

– А у тебя есть тайная комната? – я пискнула и вжалась в кресло. Здесь даже и не угадать, какой ответ страшнее: что она есть, или что ее нет. Во втором случае вероятность расчленения как бы выше, а в первом время перед ним пройдет гораздо страшнее. Но Денис, как и всякий порядочный миллионер, точно не терялся после вопроса о тайной комнате. Наверняка его готовили к этому. Обучали правилам поведения при встрече с серой мышью, потому как он просто встал и подал мне руку:

– Заковыристо ты о туалете, идем.

Я тайком выдохнула и поплелась следом за ним, делая вид, что не заметила протянутой руки. А по пути быстро наклонилась, чтобы забрать Надино платье, вдруг получится застирать пятно?

Из‑за широкой спины Дена ничего не было видно, да и света здесь – только из гостинной и фонарный из окон, так что дом богатеев так и остался неосмотренным. Зато санузел, площадью во всю мою комнату, впечатлил. Я даже ненадолго представила, как лежу в джакузи с бокалом шампанского и смотрю в окно, на падающий снег. Нет, к чему вранье? Я представила, как лежу в объятиях Дена, всей спиной чувствуя его грудь, как его руки скользят по моему телу, губы находят мочку уха, аккуратно захватывают, в то время как вокруг нас бурлит вода, точно шампанское в праздничных бокалах.

В общем, такой себе из меня порнорежисер. И с фантазией негусто. Была бы другая, не села бы задницей в лимонад и не тупила так сильно там, в гостиной. Конечно, первый красавчик нашего курса, настолько неприступный, что преподаватель физики сравнивал его с Марсом: все его хотят, а он никому не дается. И тут вдруг я. Глафира «Тридцать три несчастья» Сорокина, самый упертый ботан и самая серая из мышей. Дубровский, по правде, тоже ботан, но у него даже это выходило очень круто и органично. Этакий сексуальный принц ботаников, король ваших тайных фантазий.

Я продолжала вздыхать и пытаться застирать Надино платье. От мыла и воды ткань как‑то подозрительно изменила цвет и начала ползти стрелками прямо под моими пальцами. Не все платье, так ткань точно неважная, но если скажу об этом сестре, то вместо Сороки в универе будет только мое траурное фото. Вот как, как после этого можно не расплакаться? Зачем только послушала Аньку и потащилась на эту вечеринку а‑ля «Только у нас новогодние корпоративы от 1500 рублей!».

– Можно? – Ден стукнул один раз, но входить не стал. Хотя чего уж, после двух сорванных платьев мистер Сексуальная Фантазия Фиры мог бы быть и понаглее.

– Я не одета, – писк вышел жалким и очень тонким. Природа для меня поскупилась на низкий, бархатистый голос, положенный всем тем, кто тоже может стать героиней чьих‑то фантазий.

– Ревешь там, Сорока?

На всякий случай я замотала головой, но дверь уже открылась и в нее вошел Ден с чем‑то светлым и упакованным в чехол для одежды. Дубровский все шел и шел на меня, пока не прижал к комоду. Интересно, если сейчас плюхнуться на колени, я смогу проползти у него между ног? В фильмах этот трюк здорово выходит!

– Держи, – Ден пихнул мне в руки чехол и забрал испорченное Надино платье. – Это моей мачехи, совсем новое, от крутого японского модельера. Клэр вечно гребет все подряд, потом даже не вспоминает, чем забит гардероб. Если твоей сестре не подойдет – скажи, что она зажралась. И идем, подберем тебе что‑нибудь. Хотя ты и в свитере хороша, знаешь?

Вот это вряд ли. Вот это очень вряд ли.

Я на всякий случай потянула низ свитера к коленкам, другой рукой прижимая к себе платье. Возможно, Надя в самом деле удовлетворится платьем. По виду оно так точно не хуже. Если в принципе можно представить вариант, в котором мачеха Дубровского покупает платье хуже, чем то, что висит в обычном сетевом магазине на стойке «Распродажа».

Очень хотелось распевать «I Will Survive» и даже пританцовывать. Мешало только то, что за подарки всегда нужно расплачиваться, а я и так слишком долго пользуюсь хорошим настроением Дена. Сейчас он просто стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и разглядывал меня. Наверное до сих пор терзается воспоминаниями о моих бежевых, гимнастических трусах. Ну не нашла других. А эти идеально облегают и подобраны в тон.

– Идем, изнасиловать тебя можно было и раньше, – он протянул руку, будто хотел взять меня и вести за собой.

– Так там холодно и… Денечка, миленький, ну отпусти меня, а? Все‑все контрольные за тебя…

– Съешь? – он изогнул брови, подошел вплотную и отобрал у меня платье. Вот. доболталась. Но «Мы живем, чтобы сдохнуть» – тоже не такая плохая песня.

Я стояла и кусала губы, не зная, что ему ответить. Всего‑то одну и уничтожила, но на то были причины! Очень веские! Правда, Дену я никогда о них не скажу.

– Что же ты такая трусиха, Сорока? Правда веришь, что я тебя обижу?

Он всей своей многокилограммовой маскулинной махиной наклонился надо мной, прижал к комоду и поцеловал, прижимая к себе. Я же вначале растерялась, потом хотела высказать, что в общем‑то не против, только целоваться не умею, и это даже хорошо, что он целует меня без спроса и поздно уже отматывать время назад, потому что его разочарование уже наверняка наступило.

Но он так жадно и по‑хозяйски обнимал меня за талию, прижимал к себе и будто хотел выпить, осушить до самого дна, что все мысли вылетели, тем более заготовленная речь. Ну уж если сам Дубровский, наш принц, решил исполнить незатейливую пролетарскую мечту обычной студентки, то мне ли, Глафире Сорокиной, его останавливать.

В общем, если случалось в моей жизни что‑то необыкновенное и чудесное, то пропуском к тому послужила не потерянная туфелька и не сбежавший кролик, а обычная бутылка лимонада, вылитая на стул. Дубровский в самом деле не обидел меня ничем, просто поцеловал пару раз, потом мы долго разговаривали, сидя у камина. Я же преимущественно пила коньяк, бестолково подхихикивала и тихо удивлялась тому, что одногруппник в принципе умеет столько говорить. Еще он приглашал на свидание, выпытывал мои планы, предлагал встречаться…

А на следующий день в институте просто поздоровался и прошел мимо…

 

Глава 3

 

После жадного казановы я больше не стала брать пассажиров, заехала в свой двор, припарковала машину так, чтобы видеть окна квартиры, вытащила термос с кофе и ждала, пока родственники лягут спать. Сил общаться с кем‑то не было, а особенно – выслушивать претензии сестры за долгое отсутствие, ворчание Игоряши или крики племянниц. На которых после девяти вечера нападало натуральное бешенство. Абсолютно милые и тихие днем, к отбою племяшки превращались в секретное и особо мощное оружие чайлдфри, потому как пять минут их концерта и беготни по дому у любого отобьют желание заводить детей.

Но свет в окнах все не гас, запасы кофе иссякли, а без отопления в машине становилось все холоднее. Еще в моей комнате исчезли шторы. А я‑то сижу и думаю: что не так? Надеюсь, Надя просто решила их постирать перед Новым годом.

Не просто. На пороге квартиры меня ждала гора коробок, мои справочники и учебники в пакетах для мусора и одинокий кактус сверху. Как, оказывается, много вещей хранилось в моей небольшой комнате.

– Это ч‑что? – не снимая пуховик я влетела в кухню и остановилась напротив Нади.